В. Бирюк - Расстрижонка

Как ни странно — всё путём. И лодочка на месте, и бабёнка какая-то под ворохом тряпок посапывает. Мужик на песочке сидит, думу думает. Палочку стругает.

Чем-то похож на Перемога. Был у меня в здешней жизни такой персонаж. Из Киева нас с Фатимой увозил. Чтобы пришибить дорогой. Вышло… несколько иначе.

Пять лет прошло — всего ничего. А сколько поменялось. Во мне, мир-то — как был, так и остался. А ножик Перемогов я до сей поры с собой таскаю. Память, однако. О чуде — живой остался.

– Здрав будь, человек добрый, не меня ли ждёшь-поджидаешь?

– Хыр-пыр. Плат сними. Ага. Тебя. Лезь в лодию. На нос! Хр-р-р… пошла, родимая. Весла возьми, дура.

– А в морду?

Мужик и язык проглотил. Не жуя. После чуток прокашлялся:

– Э-э… Х-хыр. Ну, лезь сюды. Кормило-то удержишь? Оглоблища.

– Ещё мявкнешь — зубы выкрошу.

– Х-ха. Здорова ёлка, а ума ни на сколько. В бабское платье влез, а говорить по бабски не разумеешь. Меня Хрипуном кличут. Тебя звать Щепетуха, её (он кивнул в сторону глупо моргавшей со сна, выбравшейся из-под овчины, женщины) — Сторожея. Она мне сеструха. Троюродная, вроде. Ты при ей — служанка. Отливать будешь — только сидя. И подол подбирай. Мокрохвостка. Идём в Ростов по делу. Торговому. Тебе — невнятно. Ну, и ей — святым местам поклониться. По болячкам. По бабским. Будешь бухтеть — в реку вышибу.

Как-то я спец. задание гос. уровня несколько иначе представлял. Хотя, если подумать… Вспомни, Ваня, свой Деснянский поход. Какие бы славы, слова и деньги не воздвигались в начале, дело всегда сводится к простейшим вещам: что ел, как спал, хорош ли стул… у конкретного человека. А что этот человек попутно решает судьбы государств и народов… ваши личные проблемы. Микрофлору толстого кишечника — это не волнует.

Хрипун соответствовал своему прозвищу: хрипел, сопел, ругался и сплёвывал. Как вошли в Нерль Клязьменскую, в её низовых петлях я разок лажанулся с управлением. Обругал меня витиевато и пересадил на вёсла. Можно, конечно, и возразить. Но кормщик он лучше. Пришлось грести — дело пошло быстрее.

До чего ж неудобно в таком одеянии греблей заниматься! Платки на лицо съезжают, подол в ногах путается… Это ещё хорошо — на мне всякого нижнего нет. В затянутом корсете 18 века я бы тут… или, к примеру, стрингами в потной заднице по лодейной банке…

Ванька-оптимист. Хоронить понесут — и там повод найду сказать: «могло быть хуже». Греби-греби. «Зверь лютый» в юбке-трёхполке.

Бабёнка проснулась, согрелась под лучами вставшего солнца, уселась на носу лодки, бездумно уставилась в текущую навстречу воду. Хрипун поглядывал мне за спину, изредка сдвигая кормило в ту или другую сторону. А я впал в транс. Вполне по совету от Мономаха:

«Если и на коне едучи не будет у вас никакого дела и если других молитв не умеете сказать, то „господи помилуй“ взывайте беспрестанно втайне, ибо эта молитва всех лучше, — нежели думать безлепицу, ездя».

Это — совет наезднику. А что делать коню? — Шагать. Или, в моём случае — вгрёбывать.

Год назад мы проходили этим же путём в обратном направлении. Шли с Лазарем и его хоругвью. Два десятка молодых, здоровых парней. Азартных, весёлых, полных надежд. Большинство осталось на Бряхимовском полчище. Кто-то разошёлся по домам. Лазарь стал… «деревянным» послом, Резан — ленивым безопасником. Была команда, со-дружество. Осталось… А всего-то год прошёл. Хочется сказать что-то умное. Или чужое вспомнить:

«Несправедливо жизнь устроена — близкие люди — далеко, далёкие — близко, а недалёкие — сплошь и рядом».

Кстати о недалёких:

– Слышь, Хрипун. Давай-ка вёслами поменяемся. Русло — прямое, тут и я по-рулю.

Мы поменялись местами и продолжили. Длина Нерли под триста вёрст. Нам столько не надо. Нам — полтораста вёрст до Ухтомы, потом ещё сорок до Суходы, а там — волок и вниз, в Ростовское озеро, в Неро.

Здешний путь активно используется корабельщиками, но такой жёсткой системы, как на смоленском «греко-варяжском» куске — нету. Тех порядков, что я у Вержавска видал — здесь не сделано. У Ростика — проходящая лодейка к берегу не пристанет, лодейщики — лагерем, где хотят, не встанут.

Здесь мягче — по деньгам. Не жалко серебра — становись под крышу, нечем платить — ищи место на болоте. «На болоте», потому что берега рек на больших пространствах — низкие. В половодье — болото.

Ладно, встали в селище. Куча чисто бытовых проблем. В дом — последним, за стол — последним, кусок — последним. Взял хлеба краюху — получил от Хрипуна в лоб ложкой — поперёд «большака» не лезь.

Кончится поход — набью мужику морду. Просто чтобы не радовался.

Похлебали хлёбово, в очередь с одной мисы, вышел во двор. В нужник — не зайти: не только вонько, но и гадко. В смысле: гадят они тут.

Нашёл закуток возле забора, только достал, типа как древней иудей — мимо сопливка какая-то бежит. Разъедрить и уелбантурить! Вспоминай, Ваня, конспирацию с богословием: «…всякого мочащегося к стене».

Одно радует: мусульмане постоянно на корточки присаживаются. По всякой нужде.

Когда кому-то ещё хуже, чем тебе — это успокаивает.

Почти Жуковский. И поток у меня… хорошо журчит — целый день к берегу не приставали, вгрёбывали без остановок.

Ну вот, полегчало. Хотя раздражает чрезвычайно. «Раздражает» — всё. Одежда, манеры, постой, навязанный образ… Дорога, задание, попутчики, комарьё… Всё! И я сам — больше всего. Собственная глупость. Ведь знал же, что ходить «бабой по Руси»… — непросто. Ведь все эти… притопы-прихлопы… так — не смотри, так — не ходи… всё знаю, всё пробовал. Нельзя было бабой одеваться. А кем?! Кто на «Святой Руси», входя в дом, не обнажает голову?! Волхвы? — Ага. И в таком костюмчике в епископский город…

И ведь знал же! Но… забыл.

Сходно с автомобилизмом. Вот вы едете-едете, о делах своих думаете, вдруг из кустов… гиббодидировавший там персонаж: «Иди сюда!».

И лыбится… аж до ушей.

– Знака ограничения скорости не видели? Или внимания не обратили? Или дорожных знаков не знаете?

– Да знаю я всё!

– Тогда — «внимания». Ну и как будем… расплачиваться?

Что характерно: правила знают все, очень немногие целенаправленно стремятся к их нарушению. Но «длань народная — не скудеет».

Оно всё — мне последний год — ну совсем ни к чему было.

«Переходя улицу — посмотри налево, потом — направо» — до автоматизма. В городе. Но если вы год ходили по лесным тропам… Вы и их так же переходить будете? А которые с городу приехавшие — первое время пытаются. Потом отпадает за ненадобностью.