Эндрю Нортон - Космические оборотни. Сборник

В этой вражеской группе для меня существовал только один, и я пошел на него, сжимая в руке нож. Несмотря на внезапность нашего нападения, один из охранников Осколда держался рядом с ним, ограждая его одним щитом от напора двух вензесс, которые прыгали и снова отскакивали, выжидая удобного момента.

Споткнувшись о чье-то тело, я упал вперед, чуть не угодив в костер. Мои руки упали на лучемет — вещь, которую я никак не предполагал найти здесь, но который улегся в моей ладони так же привычно, как разношенная перчатка. Я даже не стал вставать, а лежа нажал кнопку оружия, которое не имело права быть здесь.

Его луч пронесся опалявшим глаза огнем.

Никакой щит не мог устоять против него, не только человек! Я хотел, чтобы Осколд почувствовал на себе мои руки, но я держал то, что послала мне судьба, и воспользовался инопланетным оружием.

Раз… два… Осколд, наверное, уже упал, но там были другие его товарищи.

Шипение — луч умер. Кончился заряд.

Я швырнул лучемет в костер и бросился назад, к Майлин.

Ее глаза над ужасающей раной были теперь открытыми. Она увидела меня и узнала — в этом я был уверен. Я поднял ее и отнес к скале, где была Мейли. Я слегка пошатывался и вынужден был прислониться к холодному камню.

Мейли была все еще там. Она не дотронулась до того бедного свертка, который я держал, а только положила руку мне на плечо. Потом силы перелились от нее ко мне.

Это была битва, здесь сражались и умирали люди и животные. Для меня она была таким кошмаром, что я даже не помню деталей. Наконец все успокоилось, и мы снова пошли к костру. Все выглядело, как наша победа, но вполне могло оказаться и поражением.

Я положил Майлин на платье Мейли, которое она расстелила. Майлин все еще смотрела на меня, на Мейли, на животных, подошедших к ней, на оставшегося пока кошкой Патена, у которого была рана в боку. Но мысли Майлин не доходили до меня. Только ее глаза говорили, что она жива.

Внезапно я почувствовал, что не могу ни на кого смотреть, встал и пошел куда глаза глядят, спотыкаясь о мертвецов.

Кто-то пошел за мной и, подпрыгнув, схватил зубами мою болтавшуюся руку. Я взглянул — это был Борба.

Из его разорванного уха капала кровь, но неустрашимые глаза пристально смотрели на меня.

— Иди…

Ничто уже теперь не имело значения, и я пошел за ним. Мы пробрались через кусты и подошли к линии казов. Кто-то двинулся впереди, раненый. Борба зашипел и потянул меня за руку, понуждая идти туда. Фигура, нащупывая поводья, повернулась ко мне. В темноте я не мог разглядеть лица, но понял, что это беглец из лагеря. Я бросился на него. Он упал под моим весом, но попытался сопротивляться.

Я нанес ему такой удар, что моя тонкая рука Тасса онемела. Но и человек подо мной больше не шевелился. Я схватил его за воротник и потащил на освещенное место.

— Крип Ворланд! — донесся до меня призыв.

Я бросил своего бесчувственного пленника и побежал к тем троим, которые ждали меня. Патен лежал, положив голову на колени Мейли, а Майлин… Я не мог собраться с духом и взглянуть на нее. Но ведь она призывала меня! Я опустился на колени и взял ее руки в свои. Ее руки не ответили мне пожатием. Жили только ее глаза.

Рядом с ней кто-то шевелился и скулил — Варс или еще кто-нибудь из той же породы.

Мейли пошевелилась. Патен поднял голову.

Было светло от костра, но над нами висела луна. Ее три кольца, которые были такими яркими, такими отчетливыми в начале нашего безумного приключения, теперь затуманились. Видимо, скоро они исчезнут.

— Луна! Патен, луна!

Ее руки были совсем холодными, и не было ничего, что могло бы согреть их теперь.

Голова Патена поднялась. Из его горла вырвался громкий звук, но это не было звериным рычанием, это было пение, которое входило в мою голову, в кровь, проходило через меня.

Мейли подхватила песню, она не могла быть запевалой, но вторить могла. Глаза Майлин были прикованы к моим, она старалась найти что-то, прикоснуться к той части моего теперешнего мозга, о котором Крип Ворланд ничего не знал. Я, кажется, тоже запел, хотя не особенно в этом уверен. Мы сидели в легком тумане угасавших лучей Лунных Колец и песней помогали Майлин выйти из смерти в новую жизнь…

Когда я снова обрел полное сознание окружающего, в моих руках были руки оболочки, которую покинул дух. На сгибе моего локтя лежала теплая, маленькая мохнатая голова. Я выпустил руки смерти, чтобы прижать к себе тепло и жизнь.

Пленник, захваченный мною у линии казов, смотрел на меня, когда мы привели его в чувство, но, конечно, не узнавал.

Зато я его узнал.

Он мало изменился с того дня, когда он внушил мне мысль встретиться с Майлин. Гек Слэфид.

Он пытался торговаться с нами — это с Тасса-то! Такой глупости я от него не ожидал — разве что мой способ брать в плен временно лишил его разума. Затем он стал угрожать, рассказывая, что случится со всеми Тасса, если его немедленно не отпустят, и намекал на тех, кто стоял за ним. Тут, видимо, его тоже подгонял страх. Но мы услышали достаточно для того, чтобы я смог угадать остальное…

Алсей попал в точку относительно начала всего этого. К Ииктору уже не первый раз приглядывались те, кто нуждался в примитивной планете как в базе и складе боеприпасов. Корбург так глубоко увяз в политической игре, что мог утонуть, если эти исследователи не помогут ему.

Они считали, что Тасса представляют угрозу, и поэтому планировали организовать против них великий крестовый поход.

Предполагалось объединить лордов и армию под одним вождем, чтобы можно было отправлять эту армию туда, куда потребуется.

Однако старинная вражда и соперничество между лордами затрудняли работу, и поэтому было решено воспользоваться столкновением Майлин с Озоканом и подхлестнуть этот крестовый поход.

Кто знает, к чему это могло привести?

Но сейчас Гек Слэфид выбыл из игры, и я был уверен, что сознание этого разъедало его, и он без устали бормотал, отказываясь признавать крушение своих честолюбивых планов.

Мы взяли его с собой в ту странную долину на дне бывшего озера. Там мы все стояли перед Древними. На Слэфида они почти не потратили времени, а отдали его мне, чтобы я отвез его в порт и поставил перед судом его собственного народа. Они знали, что он моей крови и поэтому должен быть под моей ответственностью.

Затем они судили Майлин по своим законам.

Мне не позволили ни спрашивать, ни говорить и дали понять, что только из любезности разрешают мне присутствовать.

Когда я уезжал оттуда, со мной поехал отряд Тасса. Я вез с собой мохнатое существо. Нет, не Ворс, а другое.

Таков был их приговор — она остается в теле, добровольно отданном ей той, которая любила ее, и будет жить в нем до тех пор, пока Луна и звезда не встанут в благоприятное для нее положение, согласно каким-то неясным подсчетам Древних. И это время она должна быть со мной, поскольку, как они сказали, я был ее жертвой — с чем я не был согласен.