Эндрю Нортон - Космические оборотни. Сборник

Мы поднялись к тому устройству, которое, по-нашему мнению, было воздушным шлюзом. В нем застрял корпус бронетранспортера. Броня его была вмята, будто какая-то гигантская рука придавила картонную коробку. Эти бронетранспортеры рассчитаны на погружение в воду до глубины 160 метров — настолько прочен их корпус.

Однако сферический люк смог повредить его. Правда, при этом он не смог закрыться. С другой стороны, металл его или какой другой материал, из которого был сделан люк, остался без каких-либо следов повреждения.

— Подожди здесь с Мэри, — велел мне Старик.

— Вы собираетесь идти туда сами?

— Да. Времени, возможно, очень мало.

— Я должен неотступно следовать за вами, сэр, — вмешался офицерик. — Такой приказ командира.

— Хорошо, сэр, — согласился Старик. — Пошли! — Он заглянул вовнутрь, затем стал на колени и спустился вниз, держась руками за край. Парень последовал за ним.

Я весь горел от нетерпения, но у меня не было сейчас желания спорить с ним.

Они исчезли в отверстии. Мэри обернулась ко мне и сказала:

— Сэм, мне это не нравится. Я ужасно боюсь.

Ее признание смутило меня. Я и сам боялся — но не ожидал этого от нее.

— Я позабочусь о тебе, дорогая.

— Неужели мы должны оставаться здесь? Ведь он не сказал, что мы должны поступать именно так.

Я задумался.

— Если ты хочешь вернуться к машине, я тебя провожу.

— Ну… нет. Сэм, как я полагаю, нам нужно остаться. Подойди ко мне ближе.

Не знаю, сколько времени прошло до того момента, когда их головы показались над люком. Молодой офицер вылез наружу первым. Старик приказал ему остаться на страже.

— Залезайте, — сказал он нам. — Здесь безопасно. Как будто…

— Черта с два, — пробормотал я, но пошел, поскольку Мэри уже стала спускаться. Старик помогал ей.

— Берегите головы, — произнес он. — Здесь повсюду очень низкие переборки.

Не стоит лишний раз напоминать о том, что дело рук иных, чем человеческие, нисколько не похоже на творения людей. Очень немного людей побывало внутри Лабиринта на Венере и еще меньше видели марсианские руины. Я не был одним из них. Мне было совершенно не ясно, что следует ожидать. На первый взгляд, как мне показалось, внутренности блюдца не очень-то поражали воображение, но тем не менее были весьма необычными. Чувствовалось, что это продукт нечеловеческого разума, разума, которому неведом прямой угол или прямая линия и для которого в них нет необходимости и даже желания их применять.

Мы очутились в небольшой чечевицеобразной камере, откуда поползли по трубе, шириной чуть более метра, трубе, которая как будто ввинчивалась внутрь корабля и поверхность которой испускала красноватый свет.

В трубе ощущался странный и чем-то внушающий беспокойство запах, как будто это был болотный газ со слабой примесью вони от дохлых слизняков. Наряду с красноватым сиянием и полным отсутствием ощущения нагрева стен трубы, если к ним на некоторое время прижать ладонь, все это создавало мне неприятный образ — будто я ползу по кишечнику какого-то неземного чудища, а не изучаю странный механизм.

Труба разветвлялась, подобно артерии, и здесь мы впервые натолкнулись на первое двуполое существо с Титана. Оно лежало на спине, будто спящий ребенок, голова его, как на подушку, опиралась на своего слизняка. На его похожем на бутон рте застыло нечто, похожее на улыбку. Поначалу я даже не понял, что оно мертво.

С первого взгляда сходство между людьми с Титана и нами было более заметно, чем различие. Мы очень часто видим то, что нам хочется видеть. Возьмем хотя бы этот аккуратный «ротик» в качестве примера. Откуда мне знать, что этот орган предназначен только для дыхания?

Но несмотря на случайное сходство четырех конечностей и напоминающего голову выступа, между нами и ними сходства было меньше, чем между теленком и лягушкой. Тем не менее, они производили приятное впечатление своим, пусть даже небольшим, сходством с людьми. Они были похожи на эльфов, эти существа со спутника Сатурна.

Едва завидев малыша, я тотчас же выхватил лучемет. Старик тут же обернулся и сказал сквозь зубы:

— Успокойся! Оно мертво. Они все мертвы, задохнувшись кислородом после того, как бронетранспортер вывел из строя их воздушный шлюз.

— Я хочу сжечь слизняка, — упорствовал я, продолжая держать оружие наготове. — Возможно, он еще жив.

Этот титан не был покрыт оболочкой, а был голым и уродливым.

Старик пожал плечами.

— Как тебе угодно. Он не может, по-видимому, причинить тебе вреда. Этот слизняк не может жить на теле существа, дышащего кислородом.

Старик переполз через тельце, лишив таким образом меня возможности выстрелить, даже если бы я решился на это. Мэри прижалась ко мне и тяжело дышала. Старик остановился и терпеливо произнес:

— Ты идешь, Мэри?

Моя жена начала всхлипывать.

— Давайте вернемся! Скорее уйдем отсюда!

— Она права, — сказал я. — Разве это дело всего лишь трех человек? Работы здесь хватит на целую бригаду исследователей, вооруженных соответствующей аппаратурой.

Старик проигнорировал мои слова.

— Это нужно сделать, Мэри. Ты должна это понимать. И сделать это надо именно тебе!

— Почему именно ей? — сердито спросил я.

Он снова не обратил на меня никакого внимания.

— Ну так что, Мэри?

Собрав в кулак всю свою волю, она решительно кивнула головой. Дыхание ее становилось нормальным, черты лица разгладились, она переползла через тельце эльфа со слизняком на плечах. Я протолкнулся вслед за ней, цепляясь лучеметом за стенки трубы и стараясь не прикасаться к телу несчастного.

В конце концов мы вышли в обширную камеру, которая могла быть рубкой управления этим кораблем. В ней было полным-полно маленьких эльфов. И все они были мертвы. Внутренние ее стены были испещрены трещинами и высвечивались огнями, гораздо более яркими, чем красноватое свечение, а внутренние полости были заполнены какими-то столь же непонятными мне рисунками и пульсирующими орнаментами, странно похожими на извилины мозга. Меня вновь охватила беспокойная мысль, что корабль сам являлся живым организмом. И хотя я знал, что это не так, мне было почти невозможно отделаться от этой иллюзии.

Старик упрямо лез вперед. Вскоре мы оказались еще в одной отсвечивающей красноватым светом трубе. Мы проследовали вдоль всех ее изгибов, пока ширина ее не увеличилась примерно до трех метров, а потолок стал настолько высоким, что можно было стоять, выпрямившись во весь рост. Но не это бросилось нам в глаза — стены больше не были непрозрачными.

По обе стороны от нас, за прозрачными мембранами, находились тысячи и тысячи слизняков, плавающих, висящих, извивающихся в какой-то жидкости, которая поддерживала их. Каждый резервуар имел собственное внутреннее рассеянное освещение, и я мог разглядеть эту страшную трепещущую массу. Мне страшно захотелось вырвать лучемет и заорать благим матом.