Эндрю Нортон - Космические оборотни. Сборник

Однако лучшего решения я не видел, поэтому вошел в воду и пошел по течению.

Я не успел далеко уйти, как услышал глухой шум в том месте, где раньше лежал. Этот шум прозвучал реальной угрозой.

Случилось самое худшее: собаки взяли след и, к моему несчастью, решили, что я — лучшая добыча.

Меня охватила паника, которая вела к гибели.

Я перестал соображать и бросился бежать, как то равнинное животное, только бы оставить свору позади. Но мои силы уже были подорваны, и я знал, что далеко не убегу. Я перескочил через ограду, помчался по полю и…

Под моими отяжелевшими лапами уже не было почвы. Я был в воздухе и падал…

Вокруг меня взметнулся песок, мое тело ударилось о землю с такой силой, что у меня прервалось дыхание, и я некоторое время ничего не чувствовал. Потом до меня смутно донесся дикий лай собаки. Я попытался встать. Все поплыло перед глазами, но постепенно зрение прояснилось настолько, что я мог увидеть, что упал в каменный колодец. Человек мог бы выбраться из него, цепляясь за неровности стен, но четыре лапы с прямыми когтями были тут бесполезны.

Я откинул голову назад и зарычал.

Этот рык, усиленный земляной воронкой, которая держала меня, заставил свору на некоторое время замолчать. Как бы не были возбуждены преследованием собаки, никто из них не осмелился прыгнуть вниз, ко мне, так что они изливали свою злобу только в лае.

Затем их отшвырнули в сторону, и я увидел смотревших на меня людей. Один в изумлении отшатнулся, другие уставились на меня. Один поднял лук, и я подумал, что мне не увернуться от стрелы.

Но человек, стоявший рядом со стрелком, с гневным окриком ударил по луку.

Некоторое время я лежал, задыхаясь, а собаки и один человек следили за мной. Остальные люди исчезли. Затем раздался глухой стук, и на меня упала масса веревок. Я вскочил. Именно этого они и ждали. Сеть была мгновенно вытянута, и я, беспомощный, был вытащен из колодца.

Собаки бросились на меня, но были отогнаны хозяевами, а меня бросили в телегу, привезли на ферму и заперли, связанного, в темном сарае.

Там пахло животными и человеком. Я тяжело дышал, во рту пересохло. Хотя бы несколько капель воды… Но шли часы, а к сараю никто не подходил.

От падения в колодец болело все тело, но главным была потребность в воде. Я сделал слабую попытку послать мысль, хотя и опасался, как бы суеверные местные жители немедленно не убили меня.

Разум вокруг меня был. Но как я ни старался из всех моих слабых сил вложить в один из них мысль о моей жажде, о моей беспомощности, здесь не было никого, кого можно было бы удержать достаточно долго, чтобы довести до него мое желание.

Я впал в апатию, неспособный более к борьбе.

Возможно, они даже сочли меня мертвым, когда, наконец, вошли в сарай. Сколько прошло времени, я не знал, но на улице уже стемнело. Меня снова швырнули в телегу. Мы ехали через мостик.

Услышав запах воды, я поднял голову и заскулил, но тут же получил жестокий удар и потерял сознание.

Дневной свет бил мне в глаза, а мои уши оглохли от криков, которых я не понимал. Телега остановилась. Двое мужчин стояли возле меня и рассматривали меня.

— Воды… — пытался я выговорить.

Но из моей широко разинутой пасти вырвался только отчаянный хриплый визг.

Один из мужчин подошел ближе и сказал на ирджарском наречии, на котором я тоже когда-то говорил:

— Барск… Девять весовых знаков.

— Девять?! — взорвался другой. — Ты видел здесь когда-нибудь барска? Да еще живого!

— Пока живой, — согласился первый. — Посмотрим, доживет ли он до завтра. А шкуру можно, конечно, выделать, но много я за него не дам.

— Двадцать.

— Десять.

Их голоса монотонно звучали, колыхались туманным занавесом, упавшим на мои глаза. Мне хотелось уплыть в темноту, которая обещала покой без страданий.

Но меня снова вернули к жизни, когда стащили с телеги и отнесли в более темное место, где сперло дыхание от зловония плохо содержавшихся животных. В моей памяти, как искра, мелькнуло забытое. Я когда-то уже чувствовал подобную вонь. Где? Когда?

Железные тиски вокруг моего горла, жесткие, душащие. Я слабо пытался скинуть их, разгрызть, но меня втолкнули в маленькое темное помещение.

Я оказался в тесной тюрьме, крышка которой захлопнулась. Два отверстия в стенке давали немного света и очень мало воздуха. На полу было немного вонючей соломы — видимо, не один я был пленником. И пахло здесь не только другими телами, но и мыслями, наполненными страхом, ненавистью и отчаянием.

Я кое-как свернулся, положил голову на лапы, ища какое-то облегчение в том, чтобы отключить память, мысли, все окружающее. Я тянул существование, но уже не жил.

Воды здесь не было. Я думал или смутно грезил о воде, о том, как я шел по ручью, и вода бурлила вокруг моих ног, приглаживая мех, и мне казалось, что все это было сном, что никакого мира не существует вне этого тесного ящика.

Время исчезло, остались только вечные муки.

Над головой раздался щелчок. Верх ящика поднялся, впустив воздух и свет. Я хотел, было, поднять голову, но что-то тяжелое ударило меня по шее, придавив к вонючему полу. Я не видел, кто стоял надо мной.

— Он скоро сдохнет. И это вы предлагаете моему лорду?

— Это же барск. Ты когда-нибудь видел вблизи живого барска, господин?

— Живой? Он вот-вот подохнет, я же сказал. А его шкура ничего не стоит. Ты просишь пятьдесят весовых единиц? Ты созрел для Долины, если запрашиваешь такую цену.

Давление на мою шею исчезло, и крышка тут же захлопнулась.

«Скоро подохнет, — звучало в моих ушах. — Барск… скоро подохнет…»

Барск — животное. Но я не животное, я — человек!

Они должны знать, они должны выпустить меня. Я человек, а не животное. Искра жизни, которая еще мерцала, готовая угаснуть минутой раньше, теперь загорелась снова. Я хотел прислониться к стенке ящика, чтобы сражаться за свою свободу, но ничего не вышло. Мускулы сводило судорогой, все силы покинули меня.

— Человек!

Я не мог произнести никакого звука, кроме тихого визга, но мои мысли устремились в мир по ту сторону клетки.

— Здесь умирает человек, не животное, человек!

И мысль, отчетливая и сильная, слилась с моей.

Я вцепился в нее, как вышедший из корабля в космос для ремонта цепляется за свой спасательный трос.

— Помогите умирающему человеку!

— Где?

Вопрос пришел такой ясный, что его сила подняла энергию моего мозга.

— В клетке, в теле барска — человек, не животное.

Я пытался удержать этот мысленный трос, который, казалось, выскальзывал из моего захвата, как будто корабельный трос из смазанных маслом перчаток.

— Человек — не животное!

— Думай, держи мысль! — пришел приказ. — Меня надо вести, так что думай!