Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы: Левая рука тьмы. Планета изгнания. Гончарный круг неба. Город иллюзий

Они проезжали мимо них на своих мулах — царственном даре Владыки, и никто им не препятствовал. Эстрел сказала, что горцы, живущие здесь, у самого порога владений Сингов, очень осторожны. Они не досаждали незнакомцам и не приваживали их к себе, потому что основным правилом их жизни было избегать, насколько это было возможно, встреч с незнакомцами.

В горах, несмотря на оттепель, ночевки были очень холодными, и потому путники были рады, когда однажды их пригласили на ночлег в деревню.

Она была совсем крохотной: четыре деревянных домика у быстрого ручья, несущего свои воды по дну каньона, спрятавшегося в тени огромных обветренных вершин. У этой деревушки было название Бесдно, Эстрел уже однажды останавливалась в ней много лет назад, когда была еще маленькой девочкой. Обитатели Бесдно, двое из которых были такими же светловолосыми, как и Эстрел, обменялись с ней несколькими короткими фразами. Они говорили на языке, который употребляли Странники. Фальк же говорил со своей спутницей на Галакте, он так и не научился западному языку. Эстрел что-то объяснила своим соплеменникам, указывая на восток и на запад. Те сдержанно кивали, слушая ее и искоса поглядывая при этом на Фалька. Это продолжалось недолго. Потом их отвели к главе общины, и тот предложил усталым путникам еду и кров на ночь, правда, не слишком радушно, а холодно и безразлично. Фальку стало немного не по себе.

Хлев, в котором им предстояло спать, был, однако, теплым, согретым живым теплом скота — коз и птицы, которые теснились здесь в мирном, полном запахов и шорохов сотовариществе. Эстрел еще заканчивала разговор с жителями деревни, а Фальк отправился на сеновал и соорудил там роскошное двойное ложе из сена, расстелив на нем их спальные принадлежности. Когда пришла женщина, он уже почти спал.

— Наконец-то ты пришла. Я чую, что здесь что-то спрятано, но не знаю — что, — пробормотал он сквозь полузабытье.

— Здесь есть только мой запах, — Эстрел засмеялась.

Она всегда так шутила, если только это можно было назвать шуткой.

Фальк от удивления почти проснулся и с недоумением спросил:

— Что это с тобой? Куда девалась твоя печаль? Ты, верно, рада, что город уже совсем близко? Как бы я хотел побыстрее оказаться там.

— А почему бы мне не радоваться? Там я надеюсь отыскать свое племя. Мне сказали, что видели их там на днях. Если же мне это и не удастся, то Повелитель мне обязательно поможет. Да и ты сможешь найти то, что ищешь, и тебе будет возвращено твое наследие.

— Мое наследие? Мне казалось, что ты считаешь меня лишенным прошлого.

— Тебя? Ни в коем случае! Ты не должен думать, что Синги влезли в твои мозги. Как-то раз, еще на равнине, ты сказал это, но тогда я не поняла тебя. Как ты можешь считать себя Выскобленным или рядовым человеком? Ты, который родился не на Земле!

Она редко говорила так убедительно.

То, что она сказала, утешало его, совпадало с его собственными надеждами, но это же и смущало его: она так долго до этого времени была молчаливой и казалась не от мира сего. Затем он увидел, что на ремешке, висящем у нее на шее, что-то блестит.

— Они дали мне амулет, — ответила она на его безмолвный вопрос.

Похоже, это и было источником ее оптимизма. Она с довольным видом глядела на подарок.

— У нас с тобой одна вера. Теперь я знаю — у нас все будет хорошо.

Он улыбнулся ее суеверности, но был рад видеть ее успокоенной. Когда он засыпал, он знал, что она не спит и лежит, глядя в темноту, полную мирных запахов и спокойного дыхания животных.

Когда перед зарей прокукарекал петух, он пробудился и сквозь не вполне отлетевший сон услышал, как она шепчет молитвы над своим амулетом на языке, которого он не знал.

Они избрали тропу, которая вилась к югу от грозных вершин, им оставалось пересечь один горный кряж. Через четыре дня они добрались до перевала.

Небо потемнело, и на голые скалы повалил снег. На перевале была хижина для путников, и они вместе со своими мулами переждали в ней, пока не перестал падать снег и они не смогли возобновить путь.

— Теперь идти будет легче, — заметил Эстрел.

Она повернулась к Фальку. Он улыбался, но, по мере того, как они шаг за шагом приближались к Эс Тоху, в нем росло чувство страха.

Тропа постепенно расширялась, и вскоре превратилась в дорогу. Стали попадаться хижины, фермы, дома. Люди встречались редко, потому что было холодно и дождливо.

На третье утро после того, как они прошли перевал, погода прояснилась, и через несколько часов езды Фальк остановил своего мула, вопросительно взглянув на Эстрел.

— Что такое? — поинтересовалась она.

— Мы у цели? Это Эс Тох, да?

Вокруг них местность была ровная, хотя со всех сторон горизонт закрывали удаленные горные вершины, и вместо пастбищ и пахотных земель, мимо которых они проезжали раньше, вокруг были дома, дома и снова дома! Повсюду были разбросаны хижины, бараки, лачуги и снова многоэтажки, постоялые дворы, лавки, где изготавливались и обменивались различные изделия.

Повсюду были дети, люди, которые шли пешком, во всех направлениях ехали верхом на лошадях или на мулах, проезжали на слайдерах. Людей было не мало, но и не так уж много. Были здесь и праздно слоняющиеся, и по горло занятые каким-либо делом лица. Были грязные и унылые, оживленные и нарядные под ярким утренним солнцем жители этих лачуг и дворцов.

— До Эс Тоха еще миля, если не больше, — рассмеялась Эстрел.

— Тогда что же это такое? — недоуменно спросил Фальк.

Фальк взволнованно и испуганно озирался. Дорога, по которой он проделал такой длинный путь из Дома в Восточном Лесу, теперь превратилась в улицу и вскоре должна была окончиться. Люди удивленно смотрели на них и на их мулов, расположившихся посреди улицы, но никто не задерживался возле них и не заговаривал с ними. Женщины отворачивались.

Только оборванные дети указывали на них и смеялись, а потом убегали, скрываясь в грязных переулках или за каким-нибудь бараком.

Это было не то, что ожидал увидеть Фальк. Но как он мог ожидать чего бы то ни было, он, никогда не видевший в глаза ни одного города.

— Я не знал, что в мире столько людей, — наконец выговорил он. — Они роятся вокруг Сингов, как мухи на навозе.

— Это оттого, что личинки мух могут развиваться только в навозе! — сухо сказала Эстрел. Она протянула руку и похлопала его по плечу. — Это прихлебатели и отверженные, сброд, который не пускают через городские ворота. Еще немного и мы войдем в город, в истинный Город! Мы прошли долгий путь, чтобы увидеть его, и я думаю, что мы заслужили это!

Они продолжали ехать верхом и вскоре увидели возвышающиеся над убогими крышами домов стены зеленых башен без окон, ярко сверкающие на солнце.