Осенние визиты

- Доллары?

Морозов кивнул, доставая вторую сигарету. Добавил:

- И это - за одного... за один заказ. А их пять.

- Кто? - резко спросил Самохин. Такие суммы могли платить лишь за очень

больших людей.

- Шушера.

Владислав недоверчиво покачал головой.

- Смотри, - Морозов протянул ему вырванный из блокнота листок. - Вот, я

переписал.

Через полминуты Самохин поднял глаза на шефа.

- Романов не был пьян?

- Удивлен он был. Это тоже не его инициатива. Я так понял, что на него

надавили.

- Ясно... - Владислав заметил, что его сигарета давно догорела и брезгливо

отбросил ее. - Что-то здесь не так...

Морозов кивнул.

- Посмотрим по картотеке.

Когда они поднимались обратно на третий этаж, где их фирма с год назад

выкупила квартиру под офис, мысли их были почти одинаковы. В них смешались

деньги и опасение.

Но деньги, все же, лидировали.

Шедченко допил бурду, которая в буфете называлась "кофе". Посмотрел на

двойника - тот улыбался продавщице. Мимолетно так улыбался, неконкретно и

совершенно необещающе. Но заспанная женщина словно ждала этой улыбки. Быстрым

жестом поправила прическу, выпрямилась.

- Ты никогда не понимал, как просто привлекать людей к себе, - вполголоса

сказал двойник. - А это, знаешь ли, качество, необходимое полководцам.

- Политикам... - Шедченко покосился в окно, где занимался бледный рассвет.

- Нет. Политики играют с толпами. Конкретный человек их не интересует. Вот

настоящий вождь - он должен нравиться личностям.

- Чего ты хочешь?

- Того же, что и ты. Порядка. Мира. Чтобы весь этот бардак, - в голосе

двойника прорезалось отвращение, - схлынул. Чтобы казнокрады валили лес в

Сибири, армия защищала страну, а люди не боялись завтрашнего дня.

Шедченко хмыкнул.

- Где ты раньше был, такой умный.

- Нигде. Эксперимент сорвался десять часов назад. До этого меня просто не

существовало.

Николай вновь посмотрел ему в глаза. Не верил он... не мог поверить.

И все же... Кем еще мог быть этот человек, знающий о нем все, похожий - как

две капли воды...

- Расскажи мне об этом еще раз.

- Проверяем? - двойник пожал плечами. - Лады. Тринадцать лет назад, еще при

Союзе, начались эксперименты со снятием психической составляющей разума.

У него даже голос изменился. Он словно лекцию читал курсантам... "Наш ответ

потенциальным противникам. Новейшие военные разработки."

- Зачем? - оборвал его Шедченко.

- Создание идеальных солдат. И не только солдат - врачей, инженеров, да кого

угодно. Считалось, что информационные психоматрицы можно будет накладывать на

сознание других людей - и те будут приближаться к эталонам. Не учли только

одного - психоматрица не инертна.

Двойник поболтал стаканом с осадком "растворимого" кофе. Процедил его сквозь

зубы.

- Когда матрицы были созданы, они самостоятельно сформировали тела. Причем -

не в том "ящике" - а рядом с прототипами. У двух матриц прототипов уже не было

в живых. Они не смогли воплотиться. Вот... такие канделябры...

Шедченко поморщился от этого дурацкого присловья, прилипшего к нему

давным-давно и порой упрямо всплывающего в разговоре. "Канделябры". Над такими

фразами ухахатываются студенты на военных кафедрах, потом они начинают бродить

в анекдотах. Канделябры...

- Дальше, - сказал он.

- Мы не совсем люди, - небрежно сказал двойник. - Когда из нас останется в

живых лишь один - он обретет силу. Способность влиять на людей, на их

сознание, мечты. Повелевать.

И вновь, как час назад в вагонном тамбуре, выслушивая все это в первый раз,

Шедченко покачал головой.

- Я не собираюсь этого делать. Я не убийца.

Двойник смотрел на него - с жалостью и иронией.

- Я тоже. И не собираюсь трогать девушку - которая была прототипом. А вот с

той, что пришла к ней, с копией, разговор иной. Ее кредо - "мир станет лучше,

если много говорить о добре." Это чушь. Когда тупорылые политики столкнут

лбами наши страны, когда тебе прикажут вести войну...

Шедченко закрыл глаза. Нет. Ничего этого не произойдет. Никогда.

- Когда нашего Ромку... - Николай вздрогнул от имени сына, - пошлют с

автоматом в руках...

- Хватит нести бред!

- Бред? - двойник перегнулся через стол. - Да, ты сына отмажешь! Если будет

война - поступишься принципами. Другие пойдут умирать! И все потому, что ты

готовишься воевать лишь руками восемнадцатилетних пацанов! Видеть стрелочки на

карте и циферки в отчетах! Россия развалится на куски, и умные дяди в Киеве

вспомнят про Великую Украину! На одной шестой Земли будет такая каша, что весь

мир вздрогнет и заскулит!

Продавщица испуганно смотрела на них из-за стойки. Двойник замолчал,

отклоняясь обратно.

- В конце-концов, - хмуро сказал он, - я сделаю все и сам. Попробую сделать.

Но запомни, я - это и ты одновременно. Я знаю, о чем ты думаешь. Знаю, что

сейчас ты уйдешь, не ответив. Но когда лет через пять ты отойдешь от карты со

стрелочками, выпьешь полстакана водки, остатки зальешь в ствол пистолета и

вставишь его в рот...

На мгновение он замолчал, переводя дыхание.

- Вот тогда, прежде чем спустить курок, вспомни мои слова. И шесть теней,

которые надо было развеять, чтобы не наступила ночь.

3.

Выспаться Аркадию Львовичу не удалось. Печка не смогла создать в домике хоть

какого-то тепла. Странно, еще лет двадцать назад они порой ночевали на даче

даже зимой, и вроде бы особо не мерзли...

Он проснулся раньше Визарда. Тот спал рядом, завернувшись в какие-то тряпки,

тихо, свистяще похрапывая. Огонь давно погас. Зальцман тихо обулся и вышел на

веранду. Было непривычно, неестественно тихо. Едва заметно моросил дождь. Что

за осень... ни одного ясного дня...

Озираясь по сторонам - хоть и вряд ли кто-то еще ночевал на дачах поздней

осенью, профессор философии расстегнул мятые брюки и помочился с крыльца.

Вернулся в домик.

Его двойник уже проснулся. Сидел молча, напряженно глядя в окно.

- Доброе утро, - пробормотал Аркадий Львович. Смешно здороваться с самим

собой...

- Плохо, - едва слышно сказал Визард.

- Что случилось?

Визард едва заметно передернул плечами.

- Кто-то нас ищет. Но я не чувствую, кто.

Аркадий Львович молчал.

- Понимаешь, - вполголоса продолжил Визард, - мы все чувствуем друг друга

по-разному. Вот, например, писатель. Он оперирует картинками, сценами. Может,

к примеру, воссоздать нашу беседу. Девушка... просто знает.

Он закашлялся.

- Кстати, она страшнее всех, Аркаша.

- Ты же говорил...

- Ее религиозная маска? Я дурак, Аркаша. Нет ничего страшнее слепой доброты,

замешанной на полной уверенности в своей правоте. Вспомни костры инквизиции и