Осенние визиты

не поверить летит к чертям собачьим...

Двойник сейчас, наверное, уже был в больнице. Семи утра нет, персонал еще не

пришел. Он сделает то, что считает верным.

Интересно, насколько реально тело двойника? Не растает ли труп в воздухе,

когда то, что заменяет копиям жизнь, уйдет навсегда?

- Я не хочу есть, - сказал он, поднимаясь. - Одевайся, Таня. Пошли.

- Коля, у нас утром плохо с транспортом...

- Возьмем машину. Да одевайся же ты! - первый раз Шедченко закричал на сестру,

с десяти лет заменившую ему мать. Таня отступила, торопливо, послушно кивая.

На мгновение Николая охватил стыд.

Но на стыд времени не было.

5.

Ярослав проснулся. Поезд потряхивало на стыках, в окно бил свет. Слишком

яркий, невыносимо режущий. Он повернулся, посмотрел на бесконечную степь.

Серо-желтые мертвые злаки, холмистая гряда вдалеке, что-то, слегка похожее на

проселочную дорогу. Ярослав застонал - от разламывающей голову боли, от

невыносимой, бескрайней как пространство вокруг, тоски.

- Возьми... - Слава со своей полки протянул ему облатку анальгина. - И лучше

две, одна таблетка не поможет...

- Давно... проснулся?

- С полчаса.

Он жадно проглотил таблетки, запил теплой, безвкусной минералкой из открытой с

вечера бутылки. Покосился вниз, на старуху. Та сидела в той же позе, что и

вчера, как будто и не ложилась. Древняя и равнодушная как сама степь.

- Ненавижу... это... - Ярослав кивнул на окно. - Здесь жить нельзя...

- И здесь живут, - Слава пожал плечами. Он, похоже, уже избавился от головной

боли, но мятое лицо выдавало принятую накануне дозу.

- Это не жизнь...

- А как же твои татарские предки? - Слава усмехнулся. - Лук за спину, и

вперед, на лихом коне...

- Они потому и скакали, что пытались выбраться из степи, - буркнул Ярослав. -

Скоро там Саксаул?

- После обеда.

- Поговори с проводником, а?

Слава кивнул.

- Мы прекрасно понимаем друг друга. Поговорю.

Ярослав валялся на полке еще минут двадцать, пряча глаза от света в грязной

подушке, дожидаясь пока схлынет боль. Слава успел сходить и умыться, вернулся

добродушным и посвежевшим. Пихнул его в плечо:

- Давай, поднимайся. Хватит страдать.

- Я хотел бы проснуться еще раз... - прошептал Ярослав.

- Ну извини - вот этого не получится. Я не могу никуда сгинуть. Вставай.

Он спрыгнул с полки, пытаясь попасть прямо в ботинки. Слава участливо смотрел

на него.

- Больше напиваться не будем, - пообещал он. - Мы должны приехать в Москву

работоспособными.

- Да уж...

- Выхода у нас нет, Ярик, - Слава похлопал его по плечу. - Собересь. Я пока

чай заварю, с проводником потолкую.

Человек был одет в гражданское, но выправка выдавала в нем военного.

Собственно говоря, сам он даже не считал себя человеком. Но это, по сути,

такая мелочь. Миллионы живых существ в этом мире считают себя людьми, не имея

на то никакого права.

Двойник Николая Шедченко шел по больничному саду, задевая ветки, роняя фонтаны

холодных капель. Осень...

Он забрался в больницу через незакрытое окно туалета на первом этаже. Здесь

стоял сильный запах табака, перебивавший даже неизбежную вонь. Двойник

полковника вымыл руки, перепчканные осыпающимися с рамы чешуйками краски и

невесть откуда взявшейся ржавчиной. Постоял, глядя на полуоткрытую дверь. В

больнице стояла тишина, достойная скорее морга.

По холодному коридору он прошел к лестнице. На секунду задержался у двери в

приемный покой - там о чем-то тихо разговаривали, временами негромко смеялась

женщина. Двойник пожал плечами и стал подниматься на второй этаж.

...В ординаторской хирургического отделения молодая женщина, бывшая человеком

не больше, чем он, подошла к зеркалу. Оправила волосы, провела холодной

ладонью по лицу. Прошептала, глядя в свой отраженный лик:

- Дай мне силы...

Зеркало молчало. Оно умело лишь одно - отражать. Никогда и ничего не таилось

на амальгаме - кроме истины, молчаливой как любая правда.

Двойник Шедченко тихо открыл дверь, завешанную изнутри белой занавеской и

вошел в отделение. Помедлил, глядя на дверь ординаторской. Потом,

отвернувшись, прошел в палату, которую выбрал так же легко, как нашел путь в

больницу.

Юноша, бывший единственным обитателем палаты, открыл глаза.

- Привет, Сашка, - прошептал двойник Шедченко.

- Здравствуй, дядька.

- Ты как?

- Хреново, - парень улыбнулся. - А где мать?

- Попозже подойдет. Ты здорово вырос.

- Головы это не коснулось... наверное.

- Ничего. Головой потом займешься, - двойник Шедченко, который не считал себя

человеком, коснулся его плеча, грубоватой неумелой лаской.

- Я не верил, что ты сможешь приехать...

- Знаешь, я люблю тебя, идиота. Спи.

- А ты?

- Мне надо поговорить с врачом, - он позволил себе странную улыбку. - Ладно,

парень. Спи.

Юноша кивнул.

- Ты сразу меня узнал? - отступая к двери спросил мужчина.

Александр Шедченко кивнул.

- Это здорово.

Мужчина вышел, плотно прикрыв за собой дверь, посмотрел на серый рассвет,

вползающий в коридор через мутные окна. Шумно, не таясь, подошел к двери

ординаторской, толкнул ее.

Женщина в белом халате, стоявшая у окна, молча и без удивления посмотрела на

него.

- Я пришел, - сказал тот, кто не боялся считать себя не-человеком.

6.

Мария смотрела на того, кто был рожден злобой и тьмой, не отводя глаз, не

произнося ни слова.

В глазах мужчины не было ничего человеческого. Только холод профессионального

убийцы. О, она знала, что этот умел убивать. Он достаточно повоевал -

прикрываясь приказами и красивыми словами для того, чтобы безнаказанно

отбирать чужие жизни. И пусть большая часть его войн была там, на Востоке, ни

одна их них не была войной за веру. Он не умел нести свет.

- Я пришел, - сказал тот, кто принял облик военного.

- Я знала, что ты придешь.

Мария заставила себя ответить. Даже этого ей необходимо любить. Но любить - не

значит прощать.

- Ты сама понимаешь, что должно произойти, - сказал мужчина.

- Знаю. Ты должен покаяться - или умереть непрощенным.

Мужчина улыбнулся - словно он имел право улыбаться.

- Глупая девчонка... ты считаешь, что несешь свет...

- Я несу свет. Но могу и лишать его тех, кто недостоин.

- Что ты сделаешь с миром, если войдешь в него, если победишь? - мужчина

медленно продвигался к центру комнаты. Мария застыла у окна.

дай мне силу...

- Я дам миру любовь.

- Мир уже не спасти любовью, девочка. Слишком часто любовь предавали, слишком

часто ей оправдывали зло.

- Кто ты такой, чтобы судить о добре и зле?

- Я? Я слуга.

- Ты слуга тьмы.

- Нет, человечества. Тех, у кого есть силы любить, но нет сил ненавидеть. Я