Кэтрин Мур - Грядет тьма (сборник)

— Подойдите и посмотрите.

Я думаю, он гордился тем, что Комус сделал для нас. Гатри встал немного неуклюже (я с некоторым чувством вины вспомнил, что сегодня в Сан-Андреасе он тоже получил долю побоев) и распахнул заднюю дверцу фургона.

Это было все равно что заглянуть в брюхо кита. Отдельно от множества катушек с кабелями и разной звуковой аппаратуры были компактно сложены стальные балки и скамейки, так тесно прижатые друг к другу, как нерожденные детеныши грузовика. Посередине внутренней полости находилось свободное пространство размером около метра шириной и двух высотой, с одной стороны которого располагалась панель управления с креслом оператора, а в конце — темный телевизионный экран с различными приборами связи. Мне пришло в голову, что я, вероятно, смогу поговорить с Тедом Наем в любое время, просто войдя в грузовик и включив нужные кнопки.

А еще я подумал, что если существуют какие-либо тайные цели гастролей по Калифорнии, то некоторые ответы на них находились прямо здесь, под носом — в фургоне грузовичка. Согнувшись, я зашел в кузов. При входе я зацепился краем куртки за дверные петли и ощутил, что щеке стало щекотно. Подумав, что это насекомое, я попытался смахнуть его рукой, задев дверную петлю. Рассеянно отдернув руку, я обнаружил, что между пальцами у меня застряла прядь восхитительной коричневой шерсти. Гатри бросил на меня острый взгляд через плечо.

— Что это такое?

— Ничего, — ответил я. — Хвойная иголка. Не мог бы ты показать мне Нью-Йорк по телевизору?

Но я не слушал его ответ. Я обнаружил пучок шерсти случайно, не подозревая, какую бурю эмоций пробудит во мне эта находка. Но разум быстро взял верх. Сегодня я уже где-то видел коричневую шерсть. Потом осенило. Коричневый свитер с дыркой на манжете был на мужчине в медицинском корпусе, который задавал мне вопросы в конце испытаний на полиграфе! Он говорил о джефферсоновской политической философии. Так что, возможно, кто-то проник сюда и исследовал содержимое кузова. Когда же? Наверное, тогда, когда я сидел около шоссе и ждал Гатри.

Внезапно я понял, почему грузовик с салатом перевернулся и загорелся именно здесь и именно в нужное для мятежников время. Все было идеально спланировано и исполнено, чтобы увести Гатри от его грузовичка с аппаратурой на то время, которое нужно эксперту для изучения его секретов. Да, в медлительности их не обвинишь, этих мятежников.

Конечно, я мог заблуждаться. Слишком много я нафантазировал, основываясь только на одном клочке коричневой шерсти. Но почему-то я понимал, что не ошибся, и знал, что им теперь известно все о брюхе металлического кита. Может быть, в свое время они откроют мне и эту тайну. Они очень быстро и гибко мыслят.

— Итак, вы видите, мистер Рохан, — проговорил Гатри, — что здесь все предусмотрено. И у нас есть все для того, чтобы продолжить подготовку к спектаклю.

— Хорошо. Но мы идем слишком трудным путем, — я повернул обратно к лагерю.

Я свистнул, призывая к вниманию, и собрал актеров вокруг костра.

— Мы немного поговорим о пьесе, — объяснил я. — А потом сделаем перерыв на ужин. И до тех пор, пока мы не упадем от бессилия, мы будем репетировать. Договорились? Тогда садитесь и устраивайтесь поудобнее. Сейчас...

Я сказал им, что думаю о пьесе. К чему мы стремились в ней, как складывались и менялись настроения, где были основные конфликтные точки и как мы их обходили. Я попросил каждого высказаться и внимательно выслушал всех. Мы поговорили о персонажах и о том, как они подходят к теме и как вписываются в сюжетную линию. Я искренне похвалил их за интерпретацию. Все они были хорошими, компетентными актерами с достаточным опытом, чтобы заставить меня надеяться, что труппа действительно сможет решить все проблемы к субботе.

Перед ужином, когда мы заканчивали обсуждение, мне показалось, что лед непонимания между нами растаял. Но в ту минуту, когда работа над ошибками закончилась, тень отчуждения снова разделила нас. Актеры собрались для приготовления еды вокруг кухонной плиты, переговариваясь между собой и повернувшись ко мне спинами. Все до единого. Я пошел в ресторан и поужинал в угрюмом одиночестве, думая о пьесе и делая кое-какие заметки.

Когда мы снова собрались, уже стемнело и костер чуть тлел и рассыпал раскаленные золотые искры. В воздухе приятно пахло древесным дымом и соснами. В слабых отблесках костра кроны деревьев склонились друг к другу, а их огромные шевелюры из листвы беззвучно покачивались. В промежутках между ними мерцало несколько звезд. Одна из них мигала красным, синим и белым цветом в быстрой, бесконечной последовательности. Я увидел полоску Млечного Пути, о существовании которого почти забыл. Я посмотрел на мерцающую звезду. Красный, белый, синий. Похоже на мятежную звезду, подумалось мне.

Гатри подвесил на веревке над лагерем один яркий фонарь. Мы приступили к работе возле белой палатки, края которой беззвучно покачивались вокруг нас от легкого бриза.

Мы быстро прошлись по пьесе, держа в руках сценарий. Все, кроме меня, уже знали свои монологи, и я тоже быстро запоминал их. На этот раз это не имело значения. Каждый из нас читал свои первые несколько фраз, затем быстро бормотал что-то вроде «бла-бла-бла» до последних, четко выделяя только ключевые слова. Пьеса все еще выглядела грубой, но постепенно обретала форму. Мы уже начали понимать тонкости игры для зрителей сразу с двух сторон от сцены. Открывались возможности, о которых мы поначалу не подозревали. Все прошло довольно хорошо, учитывая обстоятельства.

Мы сделали еще один перерыв. Звезда мятежников медленно скользила по небу, и мои царапины и синяки заныли на холодном воздухе. Я позаимствовал свитер у Гатри и читал ему свои реплики.

— Хорошо, теперь давайте разберемся с самого начала. Играем одиннадцать. Под, Эйлин, вы готовы?

Одиннадцать означает: акт первый, сцена первая. Эйлин Хенкен поставила чашку с кофе и быстро засеменила к своему месту между двумя вертикальными ветками, воткнутыми в хвойный ковер, которые обозначали двери отеля в Сан-Андреасе. Под спокойно прошаркал за ней и сел на то, что должно было быть бордюром, изображая из себя резчика по дереву.

— Дорогой! — громко и отчетливо позвала Эйлин. — Дорогой, ты меня слышишь? Сегодня вечером со всеми в городе, похоже, ты найдешь себе занятие получше, чем сидеть здесь и строгать.

— Ну, женушка, — невозмутимо продолжал Под, — ты бы кричала гораздо громче, если бы я был... — он взглянул на меня.

— В «Ирландской розе» в Сан-Андреасе, — подсказал я.

— Если бы я был сегодня в «Ирландской розе», — проговорил он и стал ждать, тщательно играя с невидимым ножом и нажимая на лезвие, чтобы заполнить паузу для смеха, который наверняка последует, учитывая местный менталитет.