Александр Филиппов - Сказка без чудес

— И чего это мы тут выпендриваемся?! — зашипел он, склонившись бесстрашно над громадной башкою, в самое ухо Потапыча. — Живёшь, понимаешь ли, в моём дому, жрёшь да пьёшь за мой счёт, шерстью своей все комнаты провонял… и ты же мне ещё и козьи морды будешь здесь строить? А ну, слушайся, чего тебе говорят! Пошёл рядом! И чтобы без фортелей у меня!

И самым решительным образом дёрнул за поводок.

Как ни странно, это подействовало. Нехотя, всем своим видом, демонстрируя, что повинуется лишь собственной воле, а не какому-то там дурацкому ремешку, медведь поднялся, и на четырёх лапах, брезгливо ступая по закопчённому, пропитанному машинным маслом гравию автостоянки, затрусил радом с Глебом Сергеевичем.

Удивительно, но двигавшийся по тротуару плотными рядами народ не обратил никакого внимания на нелепую парочку: на пожилого, солидного мужчину, у которого на лбу было прописано высшее образование, а губы помимо воли складывались в кривоватую, сановную, усмешку хорошо знающего себе цену, заслуженного пенсионера. И бредущего рука об руку с ним разряженного, будто цирковой клоун, медведя довольно крупных размеров, в линялом шерстяном свитере, джинсовых шортах и залихватски сбившейся на одно ухо зелёной фетровой шляпе с пером.

Что, кроме прочего, мимолётно мыслил Глеб Сергеевич, доказывает, как мы, люди, заняты сами собой. Как озабочены собственными проблемами, и до какой степени — прав классик, — ленивы и не любопытны в массе своей!

Перед блинной на вымощенной узорчатой плиткой площадке с расставленными пластиковыми столиками и того же материала, хлипкого вида, креслами, посетителей, вкушавших на свежем воздухе традиционное блюдо русской кухни, было не много.

Рядом, на тротуаре, вклиниваясь в поток спешащих прохожих, навязывая им визитки с приглашением посетить кафе, бродили два аниматора.

Один, изображавший жёлтого цыплёнка, судя по тонким ножкам, торчащим из-под поролонового хвостика, была девицей, рекламировавшей куриные котлетки — наггинсы. Другой, облаченный в костюм плюшевого медведя, таскал на спине бутафорский бочонок хлебного кваса и, исходя из размера пыльных ботинок, относился к лицам мужского пола.

Потапыч, равнодушным взглядом скользнув по цыплёнку, медведем явно заинтересовался. И даже, потянувшись в его сторону мордой, принюхиваясь, вознамерился познакомиться ближе. Однако повиновался, в конце концов, поводку, и неохотно проследовал мимо за Дымокуровым. Продолжая оглядываться, и всем видом своим, выражая недоумение — что это, дескать, за хрень?

Отставной чиновник, быстро войдя в роль… собаковода? Медведевожатого? — успокоил зверя, погладив по меховому загривку, и поправив на нём залихватскую шляпу: мол, всё в порядке. Всё так и должно быть в этом переполненном незнакомыми существами, механизмами, запахами, звуками, и прочими чудесами большом, беспокойном городе.

Остановившись у незанятого столика, указал Потапычу, приглашая сесть, на пластиковое кресло с подлокотниками. Опасливо следя за тем, как втискивает обтянутый джинсами толстый зад, удрюпываясь на сиденье, весьма дородный медведь — не сломает ли? Однако всё обошлось, под зверем лишь ножки угрожающе выгнулись.

Глеб Сергеевич, утерев со лба набежавший пот, удовлетворённо разместился в таком же хлипком кресле напротив.

Подошла официантка — стройненькая девчушка в красном фирменном сарафанчике выше колен, в нелепом кокошнике «а ля рюс», глянула равнодушно на Потапыча, поинтересовалась, между прочим:

— Он у вас настоящий?

— Дрессированный, — буркнул, не вдаваясь в подробности, Дымокуров.

— А то у нас, знаете ли, с животными нельзя… — начала, было, девица, но, глянув на пустеющие столики в округ, решила не отваживать клиентов: — Заказывать что будете?

Глеб Сергеевич повертел в руках заламинированное в полиэтилен меню, ткнул указательным пальцем в нужные строчки:

— Мне вот этих вот… с красной икрой. Сколько у вас блинчиков в порции?

— Четыре.

— Тогда одну порцию.

— А ему? — кивнула официантка на присмиревшего Потапыча. — Его кормить будете?

— Ему? — Дымокуров задумчиво почесал переносицу. — Десять… нет, двадцать порций. С мёдом, клубничным вареньем, с маслом и со сметаной. Всё в одну большую тарелку.

— Пить что будете? Есть кока-колла, фанта, но я рекомендую квас. Свежайший. Есть сладкий, есть кислый, окрошечный.

— Квас, — согласился Глеб Сергеевич. — Сладкий. Ему, — указал на медведя, — самую большую ёмкость, которая у вас найдётся.

— Литровая кружка, — подсказала девица.

— Вот-вот, в самый раз!

Официантка упорхнула, резво перебирая загорелыми ножками в красных туфельках, а Дымокуров на всякий случай принялся объяснять Потапычу, провожавшему девчушку взором своих маленьких, хитрых глаз. Разговаривая при этом со зверем, как с иностранцем, плохо понимающим русский язык:

— Сейчас блины принесут. Ням-ням! Вку-у-сные…

Медведь слушал внимательно, тянул носом в сторону блинной, принюхиваясь.

— Вот-вот, — ворковал со зверем, как с дитём неразумным, отставной чиновник. — Блинчики надо кушать. А не людей. Человека кушать нельзя, бяка! — И зачем-то добавил по-немецки, то, что помнил со школьного курса: — Ферштейн?

Потапыч не ответил, естественно. Впрочем, внимание его тут же привлёк доставленный заказ — целая гора сложенных конвертиками блинов на подносе, горячих, с вазочками, наполненными мёдом, сметаной, растопленным сливочным маслом в придачу.

Глеб Сергеевич довольствовался скромной порцией блинчиков на блюдечке.

Пока отставной чиновник, орудуя вилкой и ножом, поглощал исконно русское блюдо, отправляя маленькими, аккуратными кусочками в рот, Потапыч, хрюкнув плотоядно, в минуту смёл угощение обеими лапами прямо в пасть. Затем старательно вычистил языком вазочки с мёдом, сметаной и маслом.

Дымокуров с досадой поморщился:

— Экий ты брат… не воспитанный! Ведёшь себя за столом, как свинья. Некультурно!

Однако медведь не внял замечанию, уставясь жадно на одинокий блин, оставшийся в тарелочке сотрапезника.

Вздохнув, Глеб Сергеевич, поддев ловко вилкой, переложил свой блин на блюдо Потапыча.

Тот, не комплексуя нисколечко, мигом слизнул его языком, не жуя, проглотил.

Косолапый явно не насытился, однако Дымокуров не собирался ему потакать в обжорстве. Кроме вреда для организма, медвежье переедание здесь, в блинной, способно было пробить в финансах отставного чиновника ощутимую брешь.

К счастью, официантка принесла как раз квас. Глебу Сергеевичу — в высоком полиэтиленовом стакане, Потапычу — в объёмистой деревянной, под старину, кружке.

Привыкший бражничать с Яковом медведь ловко вылил квас в пасть, рыгнул сытно.