Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте [сборник litres]

— Вот именно. Скидывай их, мы сейчас обработаем твои ноги. На Лемносе полным-полно микробов. И одноклеточных, насколько мне известно. И бацилл, и бактерий, и много чего другого…

Раулинс подергал руками ботинки.

— Вы мне не поможете? К сожалению, я не…

— Тебе станет плохо, если я подойду ближе, — предостерег Мюллер.

— Да к черту все это!

Мюллер пожал плечами. Он подошел к Раулинсу и стал возиться со сломанной и погнутой застежкой ботинка. Металл был весь исчерчен следами крохотных зубчиков, как и кожа ботинок, и сами ноги. Вскоре Раулинс смог снять свои ботинки и легинсы. Он лежал, вытянувшись, на полу, кривился от боли и пытался выглядеть героем. Его ноги выглядели плохо, хотя никакая из ран не казалась серьезной; просто их было очень много. Мюллер включил диагност. Панель аппарата засветилась, под блоком с датчиками забегал луч.

— Это какая-то старая модель, — сказал Раулинс. — Я не знаю, как с ней обращаться.

— Положи ноги под анализатор.

Раулинс передвинулся. Теперь голубой свет мерцал на его ранах. В глубине диагноста что-то урчало и стрекотало. Вытянулось гибкое щупальце с тампоном, бережно протерло его левую ногу почти до паха. Диагност втянул внутрь окровавленный тампон и стал разлагать его на составные элементы, а тем временем другое щупальце водило тампоном по правой ноге Раулинса. Парень прикусил губу. Тампоны сделали свое дело: коагулянт остановил кровотечение, вся кровь была смыта, и стали четко видны неглубокие ранки и царапины. Выглядит не очень-то приятно, подумал Мюллер, хотя и не так мрачно, как раньше.

Диагност выдвинул ультразвуковой шприц и впрыснул какую-то золотистую жидкость Раулинсу возле копчика. Обезболивающее, догадался Мюллер. Вторая инъекция, темно-янтарная, скорее всего, какой-то общеупотребимый антибиотик, против заражения. Раулинс явно успокаивался. Теперь из диагноста выскочило множество крохотных щупалец, чтобы детально исследовать повреждения и проверить, не требуется ли что-то зашить. Раздалось жужжание и три резких щелчка. Диагност принялся залечивать ранки.

— Лежи спокойно, — сказал Мюллер. — Через пару минут все будет позади.

— Вам не следовало этого делать, — сказал Раулинс. — У нас в лагере полно медикаментов. А вам наверняка уже не хватает каких-нибудь важных препаратов. Нужно было просто позволить тому роботу отнести меня в лагерь…

— Не хочу, чтобы эти роботы здесь крутились. А мой диагност заправлен всем необходимым по меньшей мере на полстолетия. Я редко болею. К тому же этот аппарат способен сам синтезировать необходимое количество наиболее используемых лекарств. Нужно только время от времени снабжать его протоплазмой, а остальное он делает сам.

— Тогда позвольте хотя бы пополнить ваш запас самых редких медикаментов.

— Обойдусь. Я не нуждаюсь ни в каком милосердии. Ну, вот и все! Диагност закончил работать над тобой. Скорее всего, у тебя даже шрамов не останется.

Аппаратура оставила Раулинса в покое, он отполз от нее и поглядел на Мюллера. Глаза его сделались совершенно нормальными. Мюллер прислонился к стене в одном из углов этой шестиугольной комнаты.

— Никак не думал, — сказал он, — что на тебя нападут, а то не оставил бы тебя одного надолго. У тебя с собой нет оружия?

— Не.

— Падальщики обычно не нападают на живых. Что могло их сподвигнуть на это?

— Клетка, — ответил Раулинс. — Она испускала запах гниющего мяса. Приманивала их. И они вдруг полезли внутрь. Я думал, меня съедят живьем.

Мюллер усмехнулся.

— Любопытно, — сказал он. — Значит, и клетки эти тоже задуманы как ловушки. Благодаря твоему неприятному приключению мы получили кое-какую полезную информацию. Ты даже не представляешь, насколько меня интересуют эти клетки. Как интересует любая деталька этого странного окружения. Акведук. Пилоны-календари. Устройства, которые чистят улицы. Я благодарен тебе, что ты помог мне несколько углубить мое знание лабиринта.

— Я знаю еще одного человека с таким же подходом. Что неважно, как велик риск или какую цену нужно заплатить, если из опыта удается получить необходимые сведения. Это Борд…

Он оборвал это слово, резко закусив губу.

— Кто?

— Бордони, — сказал Раулинс. — Эмилио Бордони. Профессор, преподававший мне эпистемологию в университете. Его курс был просто изумительным. Но по сути это была просто прикладная герменевтика, наука о том, как обобщать.

— Это эвристика, — поправил его Мюллер.

— Точно? А я был уверен, что…

— Ты ошибаешься, — сказал Мюллер. — Ты же говоришь со специалистом. Герменевтика — это искусство интерпретации. Изначально занималась толкованием Священного Писания, но сейчас применяется ко всем коммуникативным функциям. Твой отец в этом хорошо разбирался. Моя миссия к гидрянам была экспериментом в области прикладной герменевтики. Увы, неудачным.

— А, что эвристика, что герменевтика!.. — Раулинс усмехнулся. — Ну, в любом случае я рад, что помог вам в изучении этих клеток. Мой достойный вклад в эвристику. Но можно в дальнейшем избавить меня от подобного?

— Пожалуй, — согласился Мюллер. Его почему-то охватило благодушное настроение. Он уже почти забыл, как приятно иметь возможность помочь другому человеку. Или наслаждаться неторопливой свободной беседой. — Ты пьешь, Нед? — спросил он.

— Спиртное?

— Да, это я и имел в виду.

— Умеренно.

— Угощу тебя местным напитком, — сказал Мюллер. — Его производят какие-то гномы в недрах этой планеты. — Он достал изящный флакон и две рюмки. Аккуратно налил в рюмки не более чем по двадцать миллилитров. — Я беру его в зоне C, — пояснил он, протягивая одну из рюмок Раулинсу. — Этот напиток бьет там в виде фонтанчика. И прям заслуживает этикетки «Выпей меня!».

Раулинс осторожно продегустировал.

— Крепкий!

— Да, около шестидесяти градусов. Лишь богу известно, что это такое, как оно синтезируется и для чего. Я просто принимаю его существование как данность. Мне нравится, как он умудряется быть одновременно и сладким, и пряным. В голову ударяет, само собой. Полагаю, это еще одна из ловушек. Можно приятнейшим образом налакаться… и лабиринт тебя добьет. — Он поднял рюмку. — Твое здоровье!

— Твое здоровье!

Они оба улыбнулись этому архаическому тосту и выпили.

«Осторожнее, Дик, — напомнил себе Мюллер. — Ты уже начал брататься с этим парнишкой. Не забывай, где ты. И почему. Разве пристало людоеду вести себя так?»

— Можно захватить немножко этого с собой в лагерь? — спросил Раулинс.

— Да ради бога. А зачем?

— Дать попробовать одному человеку, способному в полной мере оценить его достоинства. Он что-то типа гурмана. Путешествует с коллекцией самых разнообразных напитков. Их у него примерно сотня, полагаю, примерно из четырех десятков разных миров. Мне даже трудно вспомнить их названия.