Грег Иган - Останови мое падение

— Понятно. — Значит, звезды вряд ли находились в какой-нибудь отдаленной галактике — а шансы на то, что прямо перед ними могла оказаться единственная гравитационная линза, были довольно малы.

— Это еще не все.

— Я слушаю.

— В промежутке между моим первым и последним снимками появилось семь новых звезд.

Фатима задумалась. — И где именно?

— По краю центрального поля.

Если речь действительно шла об эффекте линзирования, то при достаточно точном расположении объектов изображение — по мере смещения увеличенной области — могло измениться всего за несколько часов. — А некоторые звезды на внешнем крае, наоборот, исчезли, так? — спросила Фатима.

— Нет, — ответила Габриэлла. — Новые звезды появились по всему краю. Область не смещается. Она становится больше.

Компьютер Фатимы подал сигнал, и на экране появился график последних данных из Чили — временной ряд, описывающий угловые расстояния между новыми звездами и центром аномалии. — На вид рост близок к линейному, — задумчиво произнесла она. — Примерно две трети угловой минуты в час. — Впрочем, в достаточно малом временном интервале линейным выглядел практически любой процесс.

— Так эта червоточина стоит на месте и просто разрастается? — как бы рассуждая вслух, произнесла Габриэлла. — Или движется в нашу сторону, не меняя размера?

— Я никогда не верила в червоточины, — призналась Фатима. — Берешь две кротовины, которые движутся относительно друг друга, и получаешь машину времени. А в машины времени я точно не верю.

— Может быть, вы поверите в одну червоточину за раз? — невозмутимо заметила Габриэлла.

— Есть построения, при помощи которых машину времени можно теоретически сделать даже из одной кротовины, — припомнила Фатима. — Но… не суть. Давай придерживаться фактов.

Она выглянула из окна своего кабинета; солнечный свет, заливавший кампус этим поздним утром, действовал на нервы, вызывая ощущение джет-лага. К тому моменту, когда наблюдения перехватила Серро-Тололо [107] Астрономическая обсерватория, расположенная на одноименной горе в Чили — прим. пер. и на них обрушился поток новых данных, ни ей, ни Габриэлле так и не удалось поспать. В какой-то момент им все-таки придется выработать график, который даст им возможность отдыхать по очереди.

— Допустим, что этот объект…, чем бы он ни был…, обладает фиксированной геометрией и просто движется в нашу сторону, — нерешительно предположила Габриэлла.

— Тогда возьми и проверь, — сказала ей Фатима.

Габриэлла произвела необходимые выкладки. Если бы увиденные ими изменения объяснялись одним лишь движением объекта, то в телескоп его было бы видно еще за несколько месяцев до открытия Фарли — но автоматическая широкоугольная съемка, произведенная тремя неделями ранее, не засекла никаких аномалий. К еще более абсурдным результатам приводила экстраполяция модели в будущее, из которой следовало, что неопознанный объект должен был достичь Земли примерно за восемнадцать часов; этот апокалиптический прогноз моментально утратил свою силу, стоило Фатиме осознать, что восемнадцать часов с нулевой точки уже минули… и какой бы из последующих моментов они не выбрали в качестве опорной точки для совмещения модели Габриэллы с данными наблюдений, модель бы просто предсказала столкновения спустя равный промежуток времени.

— Обожаю, когда математика тычет мне в лицо моими же допущениями, — с сожалением пошутила Габриэлла.

— А если мы предположим, что этот объект разрастается из неподвижного центра? — предложила Фатима.

На этот раз выводы оказались не столь однозначными. Если аномалия представляла собой сферу, расширяющуюся с постоянной скоростью, то одновременно определить расстояние до аномалии и ее скорость, опираясь лишь на наблюдаемую быстроту изменения углового размера, было нельзя. Имеющиеся данные позволяли лишь рассчитать расстояние по известной скорости и наоборот. Но если дистанция до аномалии имела хоть сколько-нибудь астрономические масштабы, то граница сферы должна была двигаться с релятивистской скоростью: при скромных двадцати световых годах она бы достигала 99,9 % скорости света.

Зазвонил телефон Фатимы. Дэниел из пресс-службы снова начал упрашивать ее набросать заявление, которое бы закрепило права университета на это открытие века.

— Мы ведь даже не знаем, что это такое! — возразила она. — Если начнем выдавать непродуманные теории, то просто выставим себя на посмешище.

— Новость уже во всех соцсетях, — предупредил ее Дэниел. — Примерно через час, когда она дойдет до информационных агентств, права на весь этот сюжет достанутся тому, кто первым объяснит с экрана, где находится эта червоточина и как именно она себя ведет.

— «Права на сюжет»? Это еще что?

— Именно к этому человеку все будут обращаться за окончательными ответами.

— Вы о тех окончательных ответов, которых, как я вам уже сказала, у меня нет?

Дэниел сменил тактику. — Вы произвели первые наблюдения. Кто же еще должен оказать публике честь и в точности растолковать ей, какого мнения придерживается современная наука?

— Первые наблюдения произвели Брайан Фарли и Габриэлла Чан.

— Мисс Чан сейчас с вами?

Фатима прижала телефон к груди и прошептала: «Ну что, хочешь получить свои тридцать секунд славы?»

Габриэлла настойчиво замотала головой.

— Извините, — ответила Фатима. — Она не спала всю ночь и теперь, похоже, слегла от гриппа.

— Пришлите мне хоть что-нибудь, — взмолился Дэниел.

— Хорошо, хорошо, — пообещала Фатима, стараясь его успокоить. Она повесила трубку. — Как только у меня появится хотя бы малейшее понимание того, что там происходит.

Когда Фатима, наконец, покинула кампус, Солнце уже зашло и наступили сумерки. Дожидаясь автобуса, она взглянула на юг, но Грань — как ее теперь называли — по-прежнему оставалась невидимой на фоне бледного неба.

Ей пришлось смириться с тем фактом, что без дополнительных данных расчет реального движения Грани, как и ее фактического расстояния до Земли, был совершенно безнадежным делом…, однако стоило Фатиме отвлечься от одного малопонятного аспекта этой задачи, как следом тут же всплывал новый. Она не верила в кротовые нормы, но при этом была уверена, что если они все-таки существуют, то непременно должны преломлять свет. Если поток лучей сходился в одном из входом червоточины — на манер утыканной булавками подушечки, — то точно такая же конфигурация должна была сохраняться и на противоположном конце, с той лишь разницей, что на выходе лучи бы расходились в разные стороны — не проходя при этом через общую центральную точку, так как в противном случае движение сквозь червоточину было бы заблокировано непроходимым «бутылочным горлышком». Таким образом, свет совершал своеобразный разворот на 180 градусов, несмотря на то, что половинки его траектории должны были располагаться по разные стороны червоточины.