Алиса Спарроу - Красная лисица [litres самиздат]

Однако надо сказать, что занятия мои в том доме продлились недолго – папаша счёл нужным отправить сына в закрытую школу. А меня как неудобную свидетельницу его похоти вышвырнули с глаз долой.

И так дом за домом, безрадостное унылое существование леди из обедневшего дворянского рода. Свою маму, ушедшую рано, я помню только на дагерротипах. Родовая горячка. Отца, лорда мак Алистера, офицера, ветерана колониальных войн, нашли как-то на берегу реки за городом без следов насилия на теле. Как пса, на берегу, в тине. Наш знакомый врач зафиксировал смерть от сердечного приступа. Я помню как я рыдала, а рядом стояла Элоиза, и в глазах её не было не слезинки, только ненависть. Она была уверена, что отца убили. Что дало её повод так думать, она мне так никогда и не сказала.

Спустя два года Элоиза умерла от чахотки. После её ухода всё что мне осталось – это очень небольшое наследство и уменьшительное Мардж от моего имени – Маргарет Редфокс. Слащавое «Мегги» мы с ней никогда не любили. Так и начались мои скитания по стране. Пока два дня назад меня, ехавшую к дальнему родственнику на заработок, не выкрали, как скаковую лошадь. Но лошадь может и смотаться от конокрадов.

Последующие впечатления отвлекли меня немного от моих печалей, воспоминаний и страхов. Однако о побеге я не забыла. К счастью, я не сидела уже целый день в своей тюрьме, а мне позволили ходить по замку и заняли работой. Надо сказать, работа мне мало подходила, ничем подобным я до сих пор не занималась, но это было интересно.

Днём за мной зашел один из надсмотрщиков. Я легко узнала его лицо. Это был тот человек с кнутом под моими окнами. Палач, как я его «окрестила». Он ни взглядом, ни словом не выдал, что помнит нашу с ним «встречу».

– Я принес Вам одежду, леди, – ничего себе, он отвернулся, что бы не видеть мою обнаженную грудь, все еще пылающую после экзекуции снейк. – Оденьтесь, я провожу вас.

После всего, что я пережила, мне было смешно его смущение. Смущение человека, который ежедневно кнутом подвергает наказанию рабынь возле столба.

Я повернулась к палачу спиной и, прогнувшись, стала расстегивать пуговицы на костюме, который он бросил на кровать. При этом я кожей почувствовала его желание и снова смущение. Смущение палача. Мне ужасно захотелось вдруг, что бы он протянул руку к моей саднящей груди. Чтобы он положил меня на эту кровать в этой глупой темнице, и мы на несколько часов забыли об этом кошмаре. Но он, разумеется, этого не сделал. Куда уж ему, слуге своего хозяина.

– Я, конечно, не встречал еще ни одной рабыни более соблазнительной, – вдруг мерным спокойным голосом сказал палач, – но вы сейчас провоцируете меня. Вы – чужая собственность, и вы провоцируете меня украсть. Для меня это смерть. За эту выходку вы должны быть наказаны. Что бы никогда не забывать, чья именно вы собственность.

Я с удивлением взглянула на него. Ни капли эмоции в голосе.

– Я сделаю так, что бы вы в течение всего дня помнили, кто ваш хозяин и думали о нем, – он что-то достал из напоясной сумки. Странный конусообразный предмет. Серебро, увенчанное все тем же агатом по плоской части фигуры. На столе после завтрака остался поднос с булкой и сливочным маслом. Палач взял немного масла на палец правой руки. – Вы так красивы в изгибе. Повторите, – приказал он мне. Через минуту, я почувствовала, как ягодицы мои мягко раздвинули, а внутри меня металлическим холодом ощутила тот самый предмет – пробку, увенчанную агатом. Было некомфортно, и я боялась выпрямиться. Однако сделав это, я почувствовала себя более уверенно. Предмет оказался небольшим, и со временем я перестану его чувствовать. Но палач был прав. Я всегда помнила, что он там. И всегда я думала при этом о вервольфе. Но когда при ходьбе внутри меня поднималось напряжение и нарастающее чувство экстаза, я думала о палаче. Наверное, он предвидел и это.

Костюм, который я, наконец, надела, походил на рабочий комбинезон и летный костюм одновременно. Я уже отвыкла чувствовать обычную, нормальную ткань на своей коже. Грудь садни́ло, но в целом я чувствовала себя удобно. Костюм облегал фигуру и не стеснял движений.

Костюм, который я, наконец, надела, походил на рабочий комбинезон и лётный костюм одновременно. Я уже отвыкла чувствовать обычную, нормальную ткань на своей коже. Грудь саднило, но в целом я чувствовала себя удобно. Костюм облегал фигуру и не стеснял движений.

Палач отвел меня по изгибам коридоров замка в большой внутренний двор. Там моим глазам предстало удивительное зрелище. Конечно, все уже привыкли к грузовым и военным дирижаблям в наше время. Но увидеть настоящий немецкий цеппелин, к тому же на расстоянии вытянутой руки – впечатляющее ощущение. Это была новейшая модель LZ (эл зед) жесткой системы с паровой машиной силовой установки. Я никогда не видела ничего подобного, и никто мне не помешал обойти и осмотреть весь аэростат. Каково же было мое удивление, когда ко мне подошел дварф в рабочем косюме и сообщил, что хозяин приказал мне работать с ним здесь, обслуживать и ремонтировать машину.

Может быть, самый удивительный опыт за все время пребывания в замке я получила за последующие несколько недель, занимаясь мелким ремонтом и чисткой палубы великолепной машины. Меня никто не трогал, и это было мне на руку. Я изучала замок и готовилась к побегу. У меня даже была мысль угнать цеппелин, но это, несомненно, был абсурд. Одна я с ним бы не справилась. Кроме того, в этом случае поплатился бы дварф, как главный смотритель. Честь не позволяла мне его подвести. За время совместной работы у нас сложились сносные отношения. Он был почти единственным в замке, кто не обращался со мной, как с рабыней или объектом желания, что, для разнообразия, было приятно.

Я выяснила, что цеппелин находится в ангаре, который был пристроен к замку с восточной стороны. Ангар, в который также подвозили извне инструмент и запчасти с окрестных деревень и разграбленных военных колонн, имел служебную дверь. Он полностью выходил за замковые стены в сторону пустошей, тянущихся на несколько миль от замка до ближайшего тракта.

Если бы мне удалось достать ключи от служебной двери, я бы, пожалуй, получила шанс по темноте добраться до дороги и дождаться утреннего дилижанса. Хотя идти пришлось бы почти всю ночь. А может и дольше. Я имела только смутное представление об удалённости замка от тракта. К тому же сторона восточная, а летние ночи очень короткие. Надо будет торопиться. Благо замок практически не охранялся от побегов рабов. Видимо, не предполагалось, что кто- то из них этого захочет. В пустошах можно и потеряться. Места вокруг, похоже, были болотистые.

Несколько раз я встречала и Айлу. У нас даже получалось поболтать на кухне за обедом или чашкой чая в перерывах между работой. Фейри по моей настоятельной просьбе («пожалуйста, я буду тебе вечно благодарна») учила меня гипнотизировать взглядом.