Валерий Сабитов - Цитадель

На третий день поднебесная пришла в движение.

После многих переключений Фред наткнулся на канал, показывающий крупным планом яхту «Барт Эриксон», только что прибывшую в порт. Некий любитель скрытых портовых съёмок выбрал удачную позицию.

…Чиновник, бегущий к яхте, кем-то предупреждённый о её прибытии. Сэм Эллиот, бросающий швартовые на деревянный настил причала, перепрыгивающий через борт и ловко вяжущий узлы на кнехтах. Флоранс, яркая и праздничная, впереди всех, с любопытством осматривающая открывшийся перед ними город, чередующий в панораме высотные коробки и изящные пагоды. Майкл и Санни, Фред, Мартин и Ли, показавшиеся самим себе непохожими на себя. И Леда, прижавшаяся к Лерану…

Леран стоит позади всех, около капитанской рубки, возвышаясь и над Эрнестом Мартином, двухметровым негром, взятым из африканских легенд о древних людях-великанах. Взгляды Фреда, Ли и Эрнеста приковало к себе лицо Лерана, занявшего на несколько секунд весь экран. Удивительные пропорции, удивительная красота; юношеская нежность линий в сочетании с общим твёрдым, уверенным в себе выражением. Странный контраст… Что в первую очередь притягивало взгляд: это глаза! Чёрный зрачок, заключённый в золотой кружок, виден издалека, — с экрана телевизора глаза выглядели нечеловеческими, неземными. Ниспадающие к плечам золотые локоны стянуты алой лентой, пришедшей после переименования яхты на смену чёрной. Локоны светятся в лучах восходящего солнца, создавая вокруг головы сияющий ореол.

Леран Кронин выглядит в их окружении человеком не отсюда, человеком давно прошедшего золотого века. Ассоциации рождаются прямые и косвенные…

Плёнка кончается, с экрана звучит журналистский комментарий, связывающий исчезновение яхты «Барт Эриксон» со взрывами в море, зафиксированными в десяти-пятнадцати милях к югу от города. Время двух событий совпадает и журналист утверждает наличие связи между ними.

Фред заинтересовался предложенной версией и уже не отрывался от канала новостей, выдвинувшего её. Через час его любопытство было вознаграждено. Спецвыпуск показал обгоревшие деревянные обломки в месте вероятного взрыва. Аквалангисты на глазах телезрителей обследовали участок акватории и обнаружили мины, подвешенные на якорях.

Так родилась сенсация, подхваченная всеми средствами массовой информации. Тревога поселилась в душах Фреда, Мартина и Ли. Леда, сохраняя прежнюю заторможенность всех реакций, выглядела спокойной, в соответствии с диагнозом врачевателя: «абсолютно здорова, лечения не требуется». Мартина и Ли больше беспокоила не Леда, а Фред, совершенно потерявший интерес к ней. С Бергсоном-младшим что-то произошло в ночь приезда. После ресторана его робкая влюблённость в Леду исчезла необъяснимым образом, словно её и не было никогда. Но Фред, видимо, успел приобрести страховку-индульгенцию на все случаи жизни.

В ночном выпуске теленовостей показали часть обшивки затонувшего судна со знакомыми буквами. Сохранилось окончание имени: «иксон». Сомнениям уже не находилось места. А когда бесстрастный телеоператор продемонстрировал остатки тел, складываемые в целлофановые мешки на резиновых лодках, Леда не выдержала и потеряла сознание. Ли удалось привести её в чувство, и всем стало понятно: сестра Лерана Кронина вернулась в прежнее состояние, в котором она пребывала после освобождения из психиатрической клиники госпожи Кейт.

Оправдались самые тяжёлые предчувствия. Жизнь оставшихся в живых членов команды «Барта Эриксона» как бы остановилась. Понимание гибели друзей усиливалось потерей перспектив, исчезновением всех надежд, незнанием смысла завтрашнего дня. Но каждый реагировал по-своему. Ли досталась роль смотрительницы за Ледой, занявшая её полностью. Фред Бергсон впал в инфантильное состояние, не выходил из квартиры, ничем не интересовался, глаза его мрачно блестели. Аппетита он не потерял, его физическому и психическому здоровью ничто не угрожало. Мартин видел, что с ним творится. Но, сознавая, что откровенного разговора не получится, держал свои мысли при себе. Наступит день, и Фред созреет. На яблоне не вырастет груша.

Эрнест за десять долларов в день нанял переводчика и взялся за прояснение обстановки. Он остался единственным дееспособным из команды и теперь ему определять единолично: чем, когда и как им заниматься.

Сохранённое удостоверение комиссара полиции Сент-Себастьяна здесь не имело соответствующего авторитета. Ему даже не разрешили встречу с детективами, занятыми расследованием гибели «Барта Эриксона». Самое интересное, что случайно оставшиеся в живых никому не были нужны, ни следствию, ни властям. Все закрыли глаза на присутствие в порту, городе и стране четверых иностранцев, потерявших друзей и средство передвижения. Закономерная версия о возможной их причастности к взрыву яхты и не выдвигалась. У Эрнеста возникло подозрение, что расследования как такового и не проводится. Его обозначили формальным рамками. Складировали в кучу на берегу выловленные останки яхты, спрятали в морозильнике городского морга останки людей. Происшествие классифицировали как несчастный случай по вине туристов. Восточная полиция действовала аналогично западной, копируя методы правоохранительных структур Сент-Себастьяна.

Пришлось Мартину самому заменить следственную бригаду. Прежде всего он убедился, что остатки яхты действительно принадлежат «Барту Эриксону».

Следующий шаг, неимоверно тяжёлый, но необходимый, — визит в морг. С трудом добыв разрешение, в сопровождении закреплённого за ним на время этой операции шустрого маленького китайца-инспектора и переводчика, Мартин оказался в холодном мрачном подвале.

Останки аквалангисты сложили с два мешка общим весом около тридцати килограммов. Эрнест попросил лишённого эмоций служащего морга вывернуть содержимое мешков на стол. На соседний стол легли подготовленные заранее шесть пакетов. Стиснув зубы, восстанавливая в памяти приметы и особенности каждого, Мартин сам сортировал останки. Получилось пять кучек, по которым никто никогда взглядом не определил бы имена их бывших владельцев. Пять, что и соответствовало полицейскому протоколу. Инспектор из отдела тяжких преступлений тут же нацепил на пакеты бирки, сам написал имена, даже не спрашивая Мартина.

Но число пять не соответствовало реальности, как ранее и предполагал экс-комиссар. Один из пяти — рыбак Ёсимура, Эрнест хорошо его запомнил. Отыскать одного японца среди четверых белых, — небольшая проблема, даже при подобных исходных условиях.

Ни золотого волоса, ни кусочка неповторимого оттенка красноватой кожи. Мартин попытался разъяснить всё сопровождающему его инспектору, но тот не стал и слушать переводчика.