Валерий Сабитов - Империя-Амаравелла

Я слишком много думаю. Ерофею надо выговориться, а мне выслушать. Обоим станет легче.

— Эта постоянная борьба добра и зла! Я не могу быть объективен. Зло работает и открыто, и в масках. Исторические оценки абстрактны, безжизненны, даже когда правдивы. А «звездочкам» приходится непрерывно делать выбор. Постоянно противостоять и себе: желаниям, страстям, мечтам.

Он замолчал, и я с сочувствием сказал:

— Понял. Мы как бы вне этого противостояния. У нас нет проблемы личного выбора. Все предельно регламентировано. Отклониться вроде и некуда. Но я же сорвался?!

— Это не срыв, — натянуто, усилием улыбнулся Ерофей; серые глаза блеснули светлой энергией, — Нормальная, правильная реакция. Мы не железные. Нас ведь готовят к какой-то особенной задаче. И Куратор считает — надо созреть, пройти через многое. Но в чем ты точно прав: Внизу мы более беспомощны, чем наши подопечные. Смысла опеки не понимаю… Оперативный отряд, живущий в оранжерее… С нами им не легче, чем без нас. Но я могу ошибаться.

Итак, не я один в сомнении относительно нашей роли Внизу.

— Наир, ты озабочен невозможностью предвидеть поведение врага. Но и он зависит от конкретной обстановки, от положения в Империи. А та по сути своей требует непрерывных трансформаций, метаморфоз. Особенно в годы отсутствия внешнего военного противостояния. Время жизни твоего Валерия можно назвать рваным временем.

— Рваным?

Ерофей мыслит слишком широко, я не сразу понимаю.

— Затишье, потом смена властителей. Череда реформ… Отсутствие заданного результата… Перевороты… Разрушение механизмов управления, создание новых, их притирка к деформированному бытию… Снова напряжение, рвущееся в слабых местах. Повтор за повтором, без намека на улучшение бытия отдельной личности. Человек беззащитен. Трудно таким, как Валерий. Но, к счастью, он выбрал оптимальный путь — связал судьбу с имперской армией.

— С самой несвободной кастой, — заметил я.

Я всегда сомневался в оптимальности такого пути.

— Да. Да! Но присутствие в этой касте обеспечит ему стабильность и устойчивость на фоне перемен. Армия в любой Империи приоритет. А Индиго-фактор, искра… Он сам не даст ей затухнуть. А мы поможем. Если сможем…

Помолчали, наблюдая за несколькими стрекозами, плавно парящими над чашами лотосов. Откуда они? Дом Сказки пуст, в нем никакого оборудования. Тени у Энергоотсека, стрекозы над озером… Пси-фактор?

— В отряде «Чандра» каждый — единственный. Не как Внизу, там почти все как клоны. Но самый единственный — Атхар. О Кураторе известно меньше, чем о ком либо. Всё в нем какое-то… Не знаю, как передать. А глаза? Словно мудрость мира сияет через них. И еще, Наир… Я все чаще сопоставляю его с тобой. Его глаза — как твои, тот же свет! Постареешь — будешь внешне как он. Но вопрос — где он пребывает на самом деле? Всегда ли в пределах Базы? Мы-то не меняемся. А он, похоже, перенапрягается. Заметно…

Вот! Ерофей тронул тему, к которой я боялся прикоснуться. И говорить об этом не готов. Ерофей понял и вернулся к прежнему смыслу беседы.

— Имя твоей «звездочки» означает Свет. Во множественном числе. Кто его так назвал?

— Мама. Ты знаешь, он вырос без нее.

— Да. Надо мне еще погрузиться в твои записи. Имя не случайное, оно участвует в формировании судьбы. Он не будет отвечать злом на зло. Его предназначение — нести, излучать Свет. А Тьма будет противодействовать, как и положено по Высшему Замыслу. Атхар умница, раньше всех осознал.

Тут он отметил элементы сходства между мной, Куратором и Анваром. Глаза одинаковые, зеленые с коричневыми вкраплениями, уши, разрез губ. Мало ли внешних совпадений среди людей? Что важно: Свет… Ерофей сам сказал: чтобы понять, надо вжиться. И я предложил ему, стараясь убрать из голоса грусть:

— Войдешь в хранилище Системы, посмотри земной фильм «Ихтиандр». Я включил его в реестр. У Валерия прозвище дон Педро. А еще Профессор. В школе называли Академиком. Там было меньше зависти. Дон Педро — персонаж по сценарию минусовый. Но Валерий доволен, даже рад. Посмотри, сопоставь, многое поймешь.

Только в этот момент, к концу беседы с Ерофеем, я дошел до своевременности нашего общего сбора. Валерий остался один, без близкой поддержки. Командир роты, «отец родной», убыл на другое место службы. Командир батальона тоже. Комиссар? Не знаю… Его возможности при новом комбате, личности упертой, в возможной критической ситуации почти нулевые.

Ерофей поднялся, крылечко не скрипнуло. Сделал осторожный шаг, стараясь не примять желтый цветок на длинном стебельке.

— Непременно, Наир! Думаю, скоро ты отправишься Вниз в полном воплощении. И я постараюсь. Но вот еще что… Все же скажу… У меня сложилось стойкое ощущение: твой Анвар-Свет попал в Империю из Сказки, которая сильно превосходит и хваленую Эйндалусию. И скрытая память о прежнем мире мучает… Потому он и ведет себя так. Не как все, не как надо бы. Может быть там, в Сказке, он получил наставление? И что-то узнал о предстоящем земном?

Мама и папа Машуши встретили как родного. Квартира — высший класс, куда там Сашиной в Нижне-Румске. Оказался тут по настоянию Полины Диомидовны. Процесс запущен ее рукой, теперь остров Самакин никуда не денется. Боюсь, как бы в Ерофейске не оставили, не хочу начинать службу под «родственной крышей».

За накрытым по-праздничному столом понял: Свято-Покровск с 21-м Военным Институтом Министерства Обороны остался позади навсегда. Туда уже не вернусь. Немного жаль: закончился период максимальной свободы, почти беззаботности. Именно так, несмотря на обилие порогов. Впереди неизвестность, планы в голове отсутствуют.

Полина Диомидовна умеет выбирать друзей-близких. Здесь уютно. Люди красивые, смотреть удовольствие. И, что еще приятнее, — добрый интеллект. Но между нами дистанция… Мама держит себя с достоинством умной царицы, ей не трудно, так воспитана, и соответствующая внешность. Папа на вид демократичнее, но настолько выше любого командира курсантского батальона, что страшно делается. В его глазах читаю озабоченность за будущее дочери. И я озабочен его озабоченностью. От того немного не в себе.

Но не только от того. Что-то во мне происходит… Застольные голоса удаляются, я почти не слышу. Звенит в ушах и, похоже, теряю сознание. Но нет, не совсем так. Вижу себя над Ерофейском, залитым ярким солнечным светом. Над городом ясное небо, а прямо надо мной нависает черная туча, закрывшая солнце, луну, звезды. Нет моего, личного, индивидуального неба!

А в темноте развернулась лента, представившая черно-белые кадры из всех лет пребывания в Военном Институте. Запах свежей ваксы, холод камеры гауптвахты, второй, — нет, третий! — арест, завал последнего экзамена. И еще, и еще… Все неприятные, чрезвычайные дни и ночи, связанные незримой нитью, не оставляющей места случайности. Да, сколько сказано неверных слов, сделано некрасивых поступков! Кто подвешивал передо мной морковки, за которыми я двигался, как тупой ишак? Туча надо мной наполнена свежими громами и молниями, на ней светится мое имя. Хорошо, что не первое, а второе. Морковка-то ни при чем. Сам такой…