Валерий Сабитов - Империя-Амаравелла

Большой выбор иногда хуже полного его отсутствия. Я почти не спал, взвешивая варианты. Начальник контрразведки познакомил с дочерью. Красивая и наверняка разумная… До печати в документе… Но Машуша повыше рангом. Менять одни браслеты на другие? Жестокий роман получиться может. А командирская или комиссарская карьера открывает надежду прорваться в Академию. Но это жизнь, в которой нет времени и сил даже для беллетристики. Всю энергию потребляет любимый личный состав… Да уж!

Месяц переживаний, и я прибыл к комиссару дивизии с собственным предложением: готов служить под его началом, но — в самом Центро-Самакинске, региональной столице. Полковник оторопел от такой наглости. Затем рассмеялся, развернул на столе карту города и ткнул в нее пальцем.

— Вот. Почти в центре, помощником комиссара отдельного батальона связи по работе с Резервом.

Согласился немедленно и вопрос решился в течение дня. Впереди работа, в которой ничего не соображаю. Но это же рядом с трамваями-троллейбусами! Цивилизация с драмтеатром, ресторанами и прочим. Нет ни персональной ответственности за подчиненных, ни непрерывного рабочего дня с кошмаром в офицерском общежитии. А восхищаться крайнестанской природой можно и со стороны. Чтобы съехать с сопки, необязательно карабкаться на нее вместе с солдатиками на занятиях по лыжной подготовке. Разумный лыжник пользуется фуникулером гарантированного выходного дня. И — шаговая близость библиотек с музеями! Оказывается, долг Родине, изложенный в Присяге, можно отдавать по-разному.

И закрутились переполненные дни, складываясь в месяцы на Лунном пути. Дважды отказывался от повышения в должности, не желая менять городское пространство на межсопочную экзотику. К тому же параллельно действовала линия контрразведки. Ритм личного бытия «устаканился», неизбежные перемены душа моя отвергала, протестуя против переездов. Но, приведя в смятение меня и командование армейского корпуса, прилетела Машуша. Специальным военным рейсом… Смысл визита прозрачен и обоснован. Героическими усилиями удалось избежать прямых вопросов и ответов. Как сказал Саша, я упорно продолжал закрывать открывающиеся двери. Но он меня не осуждал.

То, чему учился в Военном Институте, спрятано за ненужностью в ящик на «чердаке». Новую, полувоенную профессию освоил в совершенстве, но не уставал удивляться ее безразмерному многообразию. Комиссар дивизии то и дело добавлял новую нагрузку. Пришлось преподавать в выпускных классах средней школы военное дело и основы безопасности. Кроме законных выходных еще два дня в неделю не появлялся на службе. В паре с профессиональным художником занялся оформлением интерьера городского Дворца Молодежи. Попутно для столовой своей части написал копию известной картины, запечатленной в памяти с детства, с обложки первого учебника, «Родная речь».

Свободы становилось все больше, а свободного времени все меньше. Иногда забывал, где и кто я есть. Мог исчезнуть из поля зрения непосредственного начальника на двое-трое суток. Прощалось все! Но… Перерыв постепенности случился, когда сделал маслом громадный портрет Вождя для клуба части. Внезапно в чужом доме отключилось сознание. Третий раз я отсоединился от текущего мира. Очнувшись, ощутил себя мальчиком, сидящим в бессилии на крыльце отцовского дома. Картинка ушла, я осмотрелся. И, устроившись на кровати в трехкомнатном доме-бараке с двумя печами, незаслуженно выделенном командованием, задумался. Да, живу в чужом доме. Все дома на этой планете для меня чужие. Но не в этом дело. И спросил себя, оглядывая казенную мебель: тем ли заполнены дни мои и ночи? Но — что я могу? Изо всех сил стараюсь как все… Но внутри-то остается несогласие. Будто я странник-чужеземец, не знающий, куда ведет его дорога.

Событие вместе с переживаниями длилось недолго, но потрясло. Суть его я так и не понял. Но посчитал за знак и сделал вывод: пора покидать Центро-Самакинск. Соглашаться на все: хоть в глухие медвежьи леса, хоть в оленью мшистую тундру. Втянуться в соревнование по семейно-денежным задачам и нормативам — нет, не получается! Под завесой преданности Партии Авангарда и Империи примкнувший к предложенному способу бытия? Противно делается временами! Но других-то путей нет. Нет?

Позвонил комиссару дивизии и колесо закрутилось. И, похоже, в каком-то более приемлемом направлении. Так я думал.

Амаравелла?..

Мини-поезд мчит по узкоколейке на север острова. Купе столь мало, что Саша мой не смог бы и прилечь на полке. Рельсы приблизились к океанскому берегу, темные волны лижут серый песок в десятке метров от железнодорожной насыпи. Смотрю на пузырчатый накат прибоя, пока вид не перекрывает картина художника-космиста, увиденная в Ерофейске. Проваливаюсь в серое пятно и оказываюсь над островом. Но лечу не сам по себе, как бывает в снах, а на спине громадной белой птицы, обхватив руками ее шею.

Остров в океане, недалеко от берега, мне незнаком. Он соединен с сушей узким перешейком. На материковом берегу — свиноферма, погрязшая в экскрементах. Запах наверняка накрывает остров. А там и без того подобие свалки. И — между разномерными бараками, по бестравной почве, бродят человеческие фигуры в знакомой полевой форме. Какое отвратительное место!

Волшебная белая птица, сделав круг над островом, понесла в глубь материка. И вскоре глазам предстала ожившая, реальная сказка. Невероятной красоты леса, луга, озера… Река с водопадом и Радугой над ним. Под Радугой на берегу мерцающей жемчугом реки группа всадников. Люди такие красивые, каких на Земле нет. Их окутывает цветная аура, а кони в движении не касаются травы.

Я внутри сказки? Своей, родной, но еще не прочитанной или не написанной? Слезы выступили на глазах от тоски и невозможности оказаться там. Смахнул пальцем влагу и заметил: Радуга над водопадом искажена. Алый край пропитан густым багровым оттенком. Как он неприятен и не к месту! Кто исказил Радугу моей Сказки?

Амаравелла?!

Очнулся от стука колес и хрипа поездного динамика. Грудной женский голос исполняет песню о Родине. «Зачарованная Сурия, заповедная…» Зачарованная, — околдованная. Звездная дама приятным тембром предлагает любить заколдованную Родину. Дух древних фаррарских идолов закружил над поездом. И понял я: покоя не предвидится, соревнуйся со всеми или нет, — неважно.

Надо продержаться среди сопок Самакина около года. Затем — один из западных военных округов. Может быть, там совсем по-другому.

Пока я всего лишь помощник комиссара полка. А по другим, отсеянным вариантам, мог быть уже комбатом, комиссаром батальона или же контрразведчиком серьезного гарнизона. Третий приснился реализованным во всех деталях. Военное поселение в красивейшем лесном месте, служебный особняк с кабинетом, отдельный дом-коттедж со всеми удобствами… И ощущение неподвластности любому гарнизонному начальству. Они подо мной, а не я под ними! Но все равно что-то не то и не так! Да что же мне надо, если не удовлетворен и таким классным вариантом?