Александр Тихорецкий - Три шага к вечности

Сарказм облил, разлепил губы усмешкой. Ну, просто пан-модератор, титан мысли какой-то! Какую декорацию воздвиг! Дружба-симбиоз, с элементами войны. А сам струсил элементарно, скис, – ну и побежал искать протекции, прошлым торговать. И память – как услужливый официант: вот вам, телефончик, пожалуйста, звоните, не стесняйтесь…

Да плевать! На все, на всех! – неожиданная апатия вдруг обрушилась, смяла-скрутила; Тарновский застыл в кресле, уставившись в одну точку, не в силах пошевелиться, отвести взгляд. Будто та самая крохотная частица, тот самый атом, застывший на краю цепной реакции и покорно ожидающий последнего импульса. И уже все равно, что будет дальше, и как все сложится; будущее не принадлежит ему – кто-то невидимый, чья-то рука мягко, но властно приняла, убрала, спрятала. Подменив, оставив взамен несколько секунд абсолютного вакуума, того, чего так не хватало всегда и что нужно сейчас больше всего – тишину, бездумье, покой…

Импульс скользнул хрустальной змейкой, бесшумно и легко, словно игрушечная, дверь в кабинет отворилась, и Тарновский увидел застывшего на пороге Костика.

– Рад видеть тебя, Александр Валерьевич! – Костик шагнул в комнату, раскрыл объятия, и Тарновского слегка замутило при мысли о предстоящей церемонии.

Так было заведено – встречались они всегда весьма преувеличенно, всем своим видом показывая, что это – только прелюдия, разминка и вслед за ним стоит ожидать чего-то уж совсем экстраординарного и из ряда вон. Однако, как правило, после первых пассов энтузиазм выдыхался, и все дальнейшее протекало в рамках вполне себе стандартного и заурядного.

И в этот раз все происходило ровно так же. Они схлестнулись в мощном рукопожатии, обнялись, закружились по комнате, не разжимая рук, похлопывая спарринга по спине, наконец, отстранились, чтобы осмотреть (Тарас Бульба и сыновья) друг друга. Тарновский симулировал благодушие, скользнул взглядом – так и есть, содержание определяет форму – пропал Калабухов дом. Поплыл Костик, раздался; лицо, когда-то открытое-доброе-располагающее, витрина искренности и благородства постарело, подурнело, обрюзгло.

Вслед за Костиком в комнату вошел Широв, его нынешний компаньон, бывший спецназовец, тоже высокий, сильный, скупой в словах и движениях, примерно ровесник Костика, но более моложавый и подтянутый, с остатками военной выправки. Вид у него был спокойный, серьезный и сосредоточенный. С ним Тарновский просто поздоровался, бросив кисть в сухое, короткое, в меру крепкое рукопожатие.

Они расселись и несколько минут, как и положено, разговор вертелся вокруг налогов, аренды, глупостей правительства и казусов законодательства – стандартный треп, разминка перед схваткой. Первым перешел к делу сам Тарновский – встреча в его планы не входила и проходила сейчас поверх времени, отведенного на другое.

– Так я вас слушаю, господа, – черт! немного резче, чем хотелось бы (а, плевать! не до реверансов!). – Давайте ближе к телу.

Впрочем, похоже, гости, были готовы к такому приему – перегруппировка произошла молниеносно. Слово взял Костик.

– Видишь ли, Саша, тут такое дело, – он говорил, закатив глаза в потолок, растягивая слова, и нехорошие предчувствия оформились, окрепли. – Тут Гена на меня вышел. Предлагает фигню одну интересную.

Тарновский постарался спрятать улыбку, помимо воли разлепившую губы – он так и не смог заставить себя относится к Костику серьезно (наставнический синдром?), оставив за ним роль парвеню, школяра от бизнеса, не лишенного, впрочем, определенного шарма и чутья. Неужели решил выступить в роли миротворца? С чего бы?

Он еще раз, будто невзначай, скользнул взглядом по оплывшим щекам собеседника. Да какой, на фиг, миротворец! Деньги, самые обыкновенные деньги.

– Я не понимаю, Костя, какое отношение имеешь ко мне и Гене ты. – он придал голосу оттенок раздражения – может, испугаются и свернут разговор? А – нет, так хоть аккуратнее будут на поворотах. – И вообще, эта тема для меня закрыта уже года три как. Я искренне не понимаю, о чем тут можно говорить?

По лицу Костика скользнуло неуловимое, неприятное.

– Я ждал, Саша, такого ответа, – он вальяжно развалился в кресле, осклабился. – Но поговорить нам, все-таки, придется. А если не хочешь – просто послушай.

Неожиданно он подался вперед, заговорил страстно, проникновенно – вот же, артист хренов!

– Мамой клянусь, Саша, мы пришли без всяких наездов!. Просто так вышло, что Гена позвонил мне, а не кому-нибудь другому; может, и лучше, что мне, а то… – Костик выдержал паузу, эксплуатируя прокси-фобии, ожидая реакции; так и не дождавшись, продолжил: – Вы же с Геной официально развода не оформляли? Вот. Значит, 50% «МегаЛинка» все еще – его, значит, имеет право на дивиденты. Любой другой пришел бы и потребовал, но Гена, понятное дело, не может, он далеко…

Тарновский слушал, думал. Неприятно, конечно, но делать нечего. Придется переквалифицировать Костика из дураков во враги, закрашивать черным еще одну клетку. Впрочем, разговор еще не закончен, посмотрим, что будет дальше.

Он постарался вложить в голос, как можно больше сарказма.

– Нет, Костя, Гена не просто далеко, он очень далеко, я бы даже сказал – слишком. Но и это еще полбеды. Проблема в том, Костя, что слишком далеко он слишком долго, а это – уже и вовсе хреновое сочетание. А насчет дивидендов, так пусть приезжает – я готов выплатить. Все до копейки. Можешь так и передать ему, если уж он тебя выбрал посредником. Единственное – надумает ехать – пусть хотя бы за пару дней сообщит, чтоб я подготовился, – не хочется ударить в грязь лицом.

Тарновский откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди. Костик понимающе осклабился, в глазах – мутненькое, темное, тень одобрения.

– Согласен полностью. Поступил Гена, мягко говоря, не по-джентльменски. – он смачно хохотнул. – А если по-русски сказать, так и вообще…

– Да чмо полное, – проворчал молчавший до сих пор Широв.

– Вот я и говорю, – подхватил Костя, – чмо. Все вокруг, конечно, на твоей стороне, Саша. Ты – красава, настоящий мужик…

Тарновский не стал дожидаться окончания дифирамба.

– Костя, мне сегодня еще верст пятьсот по области мотать, так что, давай – меньше пены.

– Как скажешь, – Костик пожал плечами, криво усмехнулся. – Короче, Гена предложил мне свою долю в «МегаЛинке», готов уступить по сходной цене. Такие дела…

Тарновский опустил взгляд. Пока ничего нового, но кто знает, как далеко намерен зайти Гена, насколько жадным и несговорчивым окажется Костик.

Он заговорил устало, менторски, всем своим видом выказывая брезгливую снисходительность (хорошие шансы вывести противника из себя).