Алексей Поляков - Каменный муравейник. Оптимистическая антиутопия

– И что же должно было находиться у никогда не включавшегося царь-компьютера в этой ячейке памяти? – Ольга верно уловила ход мыслей Сергея.

– Ничего интересного: всего лишь текущая дата. И, если я правильно понял, программа эта делает всего одну вещь. При наступлении определенной даты выводит строку с какой-то белибердой. И дата эта… – Сергей переключился в окно наскоро написанного им отладчика и пощелкал по клавишам, – двадцать третье октября.

– Меньше месяца осталось. А год какой?

– Этого никто не знает. Поскольку законченную схему опубликовать не успели, где хранилось значение года на этой платформе, неизвестно. Да и хранилось ли вообще: энергонезависимой памяти система, вроде бы, не предполагала. А включенным целый год компьютер все равно никто держать не станет. Скорее всего, только месяц и день.

– А можно взглянуть на эту белиберду?

– Да уже во всех кодировках пробовал. Смотри.

– А если так? – Ольга наугад выбрала одну из экзотических кодировок – Вроде похоже на какой-то скандинавский язык. Закину в переводчик.

Переводчик, моментально распознавший язык как древнеисландский, выдал на экран единственную фразу:

ЭТО ДОЛЖНО БЫЛО СЛУЧИТЬСЯ. НЕ ВИНИ СЕБЯ. БУДУЩЕЕ В ТВОИХ РУКАХ.

В центре костра стоял приличных размеров камень-следовик с глубокой лункой в центре – причудливой игрой природы. Эта выемка позволяла им то, что недоступно было большинству охотников эпохи палеолита: варить пищу. В начавшую пузыриться горячую морскую воду Ольга закинула мидий, крабов и морских ежей.

– Приготовления затянулись, но завтрак обещает быть роскошным. Что у нас сегодня? – спросил Сергей, немного углубляя каменным ножом ковш – примитивное подобие деревянного половника.

– Салат «Беломорский» из водорослей с брусникой под грибным соусом, копченая рыбка по-раздолбайски, фаршированная ламинарией и ежиной икрой, отварные мидии и голубичный компот с таежными травами на десерт.

– Великолепно!

Ольге нравилось изобретать новые блюда из обильных, но не слишком разнообразных даров северной природы, комбинируя их в самых причудливых сочетаниях. И, кажется, за все время эксперимента она ни разу не повторилась в меню.

* * *

Сергей был из породы людей, предпочитавших не начинать несколько дел одновременно, а, только до конца разобравшись с одним, браться за следующее. Поэтому лишь после того, как их с Ольгой совместными усилиями была решена первая загадка, он открыл второй файл – и сразу же облегченно выдохнул.

Никаких издевательств над мозгом программиста в этот раз не предвиделось. Код был написан на классическом «Си» 8 8 C (Си) – язык программирования, разработанный Деннисом Ритчи в 1969—1973 годах. Синтаксис языка лег в основу многих современных языков программирования; в «чистом» виде в настоящее время используется редко. , а его структура – безупречна, логична и в то же время предельно проста для понимания. Однако уже со второй страницы стали попадаться вставки на ассемблере 9 9 Язык ассемблера – машинно-ориентированный язык программирования, каждая из команд которого имеет прямое соответствие с командой процессора. По этой причине, не бывает никакого «универсального» ассемблера: сколько разных процессоров – столько и разных языков. В этом его отличие от языков высокого уровня – таких, как C, C++, Java и пр.: программа, единожды написанная на последних, теоретически может быть переведена в машинный код любого процессора. . Именно они застали Сергея врасплох. Ассемблер – язык хитрый: его программисты используют, когда возникает необходимость напрямую обратиться к «железу» компьютера. Не знать системы команд процессора, для которого писалась программа – значит, не понять в коде ни байта.

Мнемонические 10 10 Мнемонический код – буквенное обозначение цифровой команды процессора, делающее программу на ассемблере более читаемой (по сравнению с машинным кодом). обозначения команд неведомой системы, выстроенные в ровные столбцы, мелькали перед глазами Сергея. Хотя ему приходилось иметь дело с написанием драйверов для различных устройств и микроконтроллеров, по всему выходило, что именно этот процессор ему незнаком. Прежде всего, команд было непривычно много: Сергей насчитал их более трехсот, а ряд косвенных признаков говорил о том, что на самом деле их куда больше. Он ощутил себя Шампольоном перед Розеттским камнем, сопоставляющим греческий текст с таинственными египетскими значками и пытавшимся найти хоть какие-то ключи, чтобы, уцепившись за них, шаг за шагом расшифровать неизвестную письменность.

Но для начала следовало полностью разобраться с кодом на «Си». К счастью, названия функций не восходили к древнеисландским корням, чего так опасался Сергей после решения первой задачи, а оперировали простыми английскими словами.

Поставив «заглушки» на место ассемблерных вставок, Сергей прогонял код через отладчик раз за разом, экспериментируя со значением множества переменных: во всех случаях выполнение программы заканчивалось вызовом функции earthquake_in_guatemala 11 11 Землетрясение в Гватемале (англ.) . Прошла уже неделя, но ничего определенного о других возможностях кода Сергей сказать по-прежнему не мог.

– Ну, как успехи? – спросила Ольга над самым ухом Сергея, бесшумно подкравшись сзади и приобняв за плечи.

Сергей вздрогнул.

– Оль, не пугай так! – Сергей отвел взгляд от монитора и улыбнулся.

– Ты же успешно справился с первым заданием. Может, стоит отправить его этому Троллю и написать, что понятия не имеешь, что нужно сделать, чтобы Господь Бог, писавший, видимо, второй код, не…

– Не тряхнул как следует Гватемалу? Знаешь, если будет на то его воля – он, конечно, устроит там землетрясение, и нас с тобой не спросит. Но, во-первых, это больше похоже на игру. А, во-вторых… – чувствовалось, что Сергей подбирает слова.

– Что – во-вторых?

– Во-вторых, труды Чарльза Дарвина мне гораздо ближе и понятнее Библии.

– Но ведь и в них много нестыковок.

– Нестыковки можно найти в любой научной теории. Но главное отличие науки от религии – в том, что она, во всяком случае, пытается объяснить необъяснимые вещи. И, кстати, во многих случаях ей это удается. Если неудобный вопрос зададут ученому – он будет ставить эксперименты, сопоставлять факты – и в конце концов либо докопается до истины, либо, если у него хватит мужества, конечно – признает несостоятельность своей теории. В худшем случае – будет пытаться манипулировать фактами, подгоняя их под собственные идеи. Но недолго: подтасовки в научной среде не прощают. А вот если тот же вопрос зададут религиозному фанатику (я не имею в виду адекватных верующих), он промычит что-нибудь невразумительное, вроде «на все воля Господа» и будет считать свой долг перед Истиной на этом исполненным. Конечно, появление и Земли, и жизни на ней, и человечества можно списать на какой-нибудь высший разум – но, будь то Господь или зеленые человечки с Ориона, списать все на него – это не ответ, а уход от вопроса и попытка задвинуть его в область непостижимого. Пусть тогда попробуют объяснить, откуда появился этот самый высший разум.