Анна Кремпа - Долины Авалона. Книга Первая. Светлый Образ

Отговаривая заходить в мою комнату, я не сумел сдержать его мотивы, отчего тот прошёл к шкафу, достал первую попавшуюся кофту и мою двухцветную куртку, да кинул на кровать, где… никого не было. Может быть, я правда сплю? В комнате не осталось и признака, что тут кто-либо был, особенно ребёнок. А сил было так много, будто бы это всё оказалось крепким, здоровым сном. Может я это себе придумал?

Убедившись, что никто не хочет вторгаться в мою комнату ещё раз, мельком пробегаюсь по всем углам, разыскивая Стива. Но нигде и следа, кроме моей помятой футболки и кофты, которые я подарил ребёнку, дабы согреть, чем было возможно. И лежат они так… словно тот растворился, пропал, стал дуновением ветра из окна.

В этот момент я почувствовал себя таким уязвимым и помешавшимся. Были попытки смыть с лица этот стресс, но ничего путного не вышло, кроме заряда освежающей влагой. Убрав её остатки махровым полотенцем, тут же выскакиваю в прихожую, в которой никого. Дом пуст, двери закрыты. В ушах назойливый шум, будто сам хаос поселился в моей голове. Я не узнаю свою квартиру, как и себя самого. Кажется, время остановилось. Или его не было и то лишь иллюзия уходящего? Иллюзия того, что оно когда-либо вообще существовало.

Желание быть проще разъедает стены. Будь то стена неловкости или даже ненависти. Но этим правилом Орион ведь не воспользуется. Даже попроси – не станет. Иначе бы он сейчас не смотрел на меня так, будто я невежественен из-за одного незнания, что случилось с моим привычным миром.

– Не заставляю тебя думать, что мне нужны доказательства чистоты твоей души или побуждений, я ведь вижу это… насквозь, – с одного его желания материя сотрясается, воздух становится похожим на желе, а я вижу сквозь свои же руки. Хочется отойти от дьявольского образа назад, отвернуться от него, защититься, будь оно нужным, но меня всё сковывает, все подозрения, что я в ловушке и это не мой мир вовсе, только оправдываются. – Но кем я буду, не прояви любопытства насчёт твоих семейных связей или прошлого? Мне ведь важна информация, как, скажем, момент подпитки. А в тебе ведь совсем не всё так гладко, рыжее перо. Не так, как было в моих ожиданиях. Однако, что я всё о бренном… Ты так корыстен по отношению к друзьям и даже к своей семье. Ты пользуешься ими, не оставляя вопросов о том, что происходит вокруг. Не замечаешь, что с ними что-то не так. Ты был рад помощи Майка, но ты не предложил помощи ему в ответ. Не спросил, почему он так отзывался о своих родственниках. Лурецкие ведь часть его семьи, Йован. А что касается того, кто больше всех заботится, больше всех волнуется за тебя? Ты за глаза называешь своего отца надзирателем. Никакого почтения к родителям, одно притворство. Йован Кугуар, ты невнимателен, но, к счастью, это поправимо. Признай лишь это, свою корысть и ложь. Позволь прожить мне хоть один день твоей жизнью, а я исправлю всё, о чём ты сожалеешь. Разберу, почему у тебя такие запутанные мысли.

– Не лезь ко мне! Называешь себя хранителем, не спрашивая, хочу ли я так жить?! Быть может, ты и не нужен мне вовсе, разве такой мысли не приходило? Заставив прочувствовать боль чужого, волноваться о незнакомом ребёнке, как о собственном брате, ты отнимаешь всё это у меня?! До меня ведь теперь доходит, что никакого ребёнка и не было – это всё твоя проекция, навязывание образов моему чистому сознанию. Ты ведь для этого у Майка столько энергии отобрал, думал, что не замечу, как он плох в лице? Вот Стю и растворился, будто и не было. Не осталось на чём держаться твоим иллюзиям. Не прикасайся к моим близким больше, никогда! Я хочу к родным! Что с ними?! – Злость вспыхнула, ведь нервы не сладили с очередным кирпичом, подкинутым на мои плечи этим существом эфирного типа. Орион высокомерно, но с чувством должного рассказал, что начиная с момента, когда я надел те браслеты, автоматически вступил в силу наш с ним договор, подкинутый им только что в виде идеи сотрудничества, обмена духовным опытом.

Убедительности теперь ему хватало сполна, я верил, так как не мог отрицать речи друга, видение, переросшее в переселение души в того мальчика и, в конечном итоге, исчезновение его. Стю будто провалился под землю. Самое страшное, это то, что я видел детство когда-то реально жившего человека. По всем предположениям, то был один из подопытных Остина Лурецкого. Орион вытащил это воспоминание с трудом, из самого дна всех остальных, воспроизводя образы по одним лишь фотографиям. И гордится, что в моей голове нашёлся нужный ответ. Так значит, мой самопровозглашённый хранитель – из их рода и прибыл?

Я старался быть идеальным для всех, небеса видят, старался. Но всё же своя правда тут была. Воздух, собравшийся в гущу, уже поднял меня над полом. Очертания предметов пропадали, походя на призраков прошлого, оставался лишь шёпот на ухо, что не нужно быть обманщиком, чтобы люди любили. Из-за меня всё стало искусственным. Единственным, кто честно реагировал на любой мой поступок, был мой папа. Ведь только его слова и придирки надолго оставались у меня в голове. Они были не пусты, слушать стоило. Так сможет ли этот странный покровитель высказать всё то, что постоянно хочется, да не удаётся? Или даже… сделать? Но как?

– Хорошо, я не гордый малый, признаю, что ошибочно вспылил и оклеветал твои способности. Да, я отдам тебе неделю своей жизни, Орион. Однако, в обмен, я настаиваю о недели, проведённой там, где обычно бываешь ты. Посвяти меня в свои тайны. Во всё, что ты встречал, будучи… астральным телом? И что на самом деле тобой двигало, некое изобретение? – когда ты понимаешь, что вышел из стадии сна, будь то реальным событием или приукрашенным обозначением слепоты, нет никаких ощущений. Ты отпускаешь всё лишнее, что когда-либо могло быть в тебе. Я никогда не поспевал сохранить то ощущение, но сейчас, когда улыбка человека с перьями так быстро исчезает, покрываясь вспышкой, оно остаётся. Я не вижу тёмных углов, не застаю света настенных ламп, нет ничего искусственного, нет ничего и только чувство истинного блаженства и душевного подъёма переполняют… Сложно догадаться что именно, когда всё, что ты собой представляешь – это ничего. Когда появился страх неизвестного, я, казалось, стал цветочным садом. Дуновением ветра, лёгким отражением солнечных лучей на водной глади. Я хотел быть чем-то, но понимал, что я – просто мысль. Мысль, способная быть всем и ничем одновременно. – Так это и есть смерть?

– Только попробуй остаться здесь, не вернёшься больше! А ну быстро назад, в свою квартиру! Я не намерен иметь дело с мертвецами, думаешь, не насмотрелся? Такой неподготовленной душе слишком рано растворяться в бесконечности, не доводи себя до реальных потерь. – Его речь вызвала доверие, но оно тут же переросло в страх, когда грани материй стали менее реальны того, что я только что пережил. Орион добавил, что сразу после его речи я отправлюсь в своё первое переселение. И стану кем-то иным. Мне было интересно то ощущение вечного счастья, но я действительно неопытен. Оставалось лишь вслушаться во весь говор, чтобы приступить к путешествию по неизведанным… полагаю, жизням.