Ноэми Норд - Алгоритм страха. Пятый день. Перезагрузка. Ангельский туннель

– Валим отсюда. И никому ни слова, – сказал старший.

Он свистнул остальной компании. К ним подкатила еще пятерка пацанов:

– Че свистел?

– Сматываемся!

– Гляди – рука! – один из мальчиков подобрал выбеленную временем кость и запустил в ухмылку распятой блудницы.

Череп дернулся и с хрустом отломился. Голова покатилась по бетонным плитам, зияя пустыми глазницами.

– Лови!

– Бей!

– Пасуй!

Мальчики удалились, пиная по мертвой голове.

За моей спиной мелькнула тень. Старуха на роликах сказала:

– Вот оно, будущее. Маленькие мужчины. Хозяева мира, где все устроено по заказу сильного пола. Власть – закон волосатого самца, пинающего по женской голове.

– Кто вы?

– Жди, он придет, – сказала она и тут же, исчезла за колоннами.

Холодная тень преградила дорогу.

Коротышка, сопливый сатир на полусогнутых. Мрачное существо.

Он повел носом в мою сторону. Жадные ноздри расширились, вбирая запах. Анализаторы тонко загудели, стараясь расшифровать мой генокод.

Этот пластирон был особо неотвязный.

Я вытащила баллон с дезодорантом и пустила в его нос шипучую струю.

– Получи!

Всегда ношу с собой самодельный распылитель. Уверена, что запах керосина и трупных ос надолго парализует альвеолы бдительного стража.

– Чихай, чихай! На здоровье! А мне пора! Теперь я для тебя никто. Не человек. Пустое место. Твой анализатор бесполезен.

Мой скейборд понесся на высокой скорости дальше от этого места. Но вдруг я услышала впереди:

– Ни с места, непроиндексированный гражданин!

Еще один страж!

Этот пластирон был необычен на вид. Сверкал, как фольга для запекания. Смотрел исподлобья и непреклонно чеканил:

– Согласно параграфу пять дробь восемьдесят восемь требую остановиться и предъявить радужку.

– Радужку?

Хорошенько оттолкнувшись, я рванула с места, на прощанье предъявила стражу средний палец.

Но пластирон легко догнал, завернул руки за спину, и вот уже над моим плечом застыл инъектор.

Попалась. Плохо дело.

Через секунду мне будет больно, очень больно.

Но зато на все плевать.

Жду.

Щелчок – и едкая капсула парализует сначала плечо, потом сведет шею, и я не смогу сделать ни шагу, зависну в пространстве, слыша лишь оглушительный стук сердца.

Потом мое искаженное болью лицо ослепит фотовспышка.

Когда начнется трансляция новостей, уродливую гримасу протащат крупным планом поперек всех рекламных роликов, и мониторы захлебнутся от радости, что пойман и обезврежен еще один непроиндексированный гражданин. Детки в прыгалках завопят от ужаса. А правильные мамочки будут тыкать пальцем в окосевшую рожу:

– Дети Сатаны! Монстры! Покарай их, великий Манз!

Для детишек даже считалку придумали:

Не люблю пугать младенцев.

Поэтому терплю, слежу за мимикой, закрыла рот, сжала зубы, зажмурила глаза.

Насчет глаз – особое правило. Если после парализации не зажмуришься, их непременно обгадят мухи. Веки заплывут гноем и покроются кровавыми язвами. А спорыши навсегда выгрызут глазки.

Не открою. Ни за что.

Ну, давай, пластирон, коли быстрее, не мучь!

Почему страж медлит? Или это новая изощренная пытка? Говорят, страшна не сама боль, а ее ожидание.

Сделай это! Устала ждать.

Или страж ловит момент, когда я приоткрою глаза или закричу? Ему хочется получить рожу пострашнее?

Ни за что не посмотрю на него.

Нет.

Страж молчал.

Выстрела не последовало.

Приоткрыла глаза.

Мы вдвоем на пустынной улице.

Я и он.

Беглая преступница и охотник.

Пластирон казался необычным с виду. Он светился, покрытый никелем и мигающими светодиодами, но при этом был начинен самыми совершенными цифровыми кишками.

Такие пластироны – редкость на улицах.

Их физические параметры совершенны. Они при ходьбе не заваливаются, их голоса, не искаженные сваркой, звучат натурально. При встрече эту модификацию трудно отличить от человека, одетого, например, в антирадиационный костюм.

Лили и Лулу были бы в восторге от такой добычи.

Технология производства новых пластиронов никому не известна.

Говорят, их делают из трупов. Ими управляет чувство боли, оно их водит по улицам города надежнее бездушной программы.

Но пластироны, чувствуя боль, сами не умеют сочувствовать.

Может и этот страж – человек внутри?

Нет, глаза у него на вид казались мертвецкими, холодными, отключенными от происходящего, как и биометрические монокли, пристегнутые к груди.

Я словно заглянула в глаза мертвеца.

Правый зрачок расширен до радиуса радужки, другой был жив и мерцал, в нем отражались млечные дуги расклеванных ребер с постамента напротив.

Этот глаз смотрел мимо меня.

Казалось, страж окаменел, глядя на высохший труп какой-то длинноволосой недавно распятой муззии.

Жесткие волосы преступницы пепельным крылом взлетели над пробитым черепом, их рвал ветер, казалось, что лицо смотрит куда-то в небо.

Кем была в прошлом эта красавица, и какой пункт правильноверных догм нарушила, уже никто никогда не узнает.

«Имена преступников и память о них, обязаны растаять в тумане Вселенной раньше праха их тел», – таков закон Манза.

– Мирисабелла, – услышала я и вздрогнула.

– Мирисабелла? – Я попыталась заглянуть в лицо казненной женщины, запрокинутое высоко вверх.

Страж молчал.

– Ты сказал «Мирисабелла»? Это не она.

Он не ответил.

– Ты слышишь? Моя мама жива. Я говорила с ней вчера.

Проклятый пластирон молчал.

– Не пугай меня, страж. Вот степфон. Я позвоню – и мама ответит.

Телефон откликнулся сразу.

– Алло?

– Мама? С тобой все в порядке?

– Да, дорогая!

– Я так и знала! Ты получила коробку?

– Да, дорогая!

– Целую, мамочка, люблю!

– Да, дорогая!

– Ну, мне пора.

– Да, дорогая! Целую тебя, солнышко!

– Следуй за мной! – голос стража стал строг и властен.

– Отстань!

– Я вынужден повторить!

Говори, тень, что хочешь.

Я – не я. Символ без смысла. Загадка без логики.

Это значит, прочь, наши дороги не пересекутся.

– Ты пойдешь со мной согласно параграфам… – он начал перечислять гигобайты нарушенных инструкций.

Правый зрачок превратился в точку.

Мой новый знакомый любил поговорить.

Ого, сколько кубиков адреналина выплеснул блок подпитки в плазму!

Сквозь пульсирующие зрачки я заметила, как зашевелились и закипели искусственные мозги.

Страж разозлен и опасен. Пора уходить.

Я сделала шаг в сторону. Он повторил мое движение, придавил ногой скейборд, и наши взгляды снова скрестились.