Алексей Подольский - Жутко близко

Избитая фраза: «Чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верят». Но она довольно хорошо описывает то, что я увидела. Дементьева годами обкрадывала больницу. Дементьева скрывала врачебные ошибки. Из-за действий Дементьевой несколько женщин потеряли своих детей. Дементьева, возможно, продавала больничные наркотики. Доказательств нет, но многое указывает на это. Дементьева и ее муж, возглавлявший местную полицию, много лет паразитировали на городе. Дементьева противится попыткам властей улучшить жизнь в городе, чтобы сохранить за собой теплое местечко. Дементьева подставила горожан под полицейские дубинки, действуя в личных интересах. В общем, знакомьтесь – самый ужасный человек в мире перед вами. Очень приятно. Я выключила воспроизведение. Все это было невероятной чушью. Ни слова правды. Как в это можно было поверить? Но пока я была под арестом, возразить было некому. И люди поверили. Мой переполненный угрозами почтовый ящик был тому лучшим свидетельством. Ясно было, что это штучки Кучерова. Меня удивило, что горожане, многие из которых знали меня десятки лет, купились на весь этот бред. Звякнул дверной звонок. На пороге стоял Игрек. Он был в гражданской одежде. – Мне сказали, тебя сегодня выпустили. – Как видишь. – Я зайду?

Нужно было бы послать этого говнюка подальше. Но я впустила его. Наверное, просто слишком соскучилась по общению. – Слушай, – сказал Игрек, когда я налила ему крепкого чая и усадила за стол. – Ситуация вышла дерьмовая, я признаю. Когда я узнал, что тебя, так сказать, решили посадить на десять суток, я пытался вмешаться. Но Кучеров задействовал все свои связи, чтобы дело не спустили на тормозах.

Он вздохнул, не решаясь добавить что-то еще. – Ты видел ролик обо мне? – спросила я. – Конечно. Я поэтому и пришел. Слушай, с митингом ты была не права, не надо было его устраивать. Но потом Кучеров перегнул палку. Вся эта грязь на тебя, пока ты сидела в изоляторе. Да еще и Олега приплели… Я последние несколько дней места себе не находил. Не хочу, чтобы ты думала, что я имею к этому какое-то отношение.

– Тогда помоги сделать что-нибудь. – Что? – Не знаю. Мы должны спасти больницу. Спасти город.

– Настя, – он встал из-за стола. – Хватит уже. Кого ты собралась спасать? Ты борешься с будущим, понимаешь? Его просто надо принять. Все, не будет больницы. И Рублевска нашего не будет. Koodreen все решил. – Я ни хрена не понимаю, как мы до такого дошли, что какой-то код на китайском сервере решает, быть нашему городу или нет. – А когда-то было по-другому? Сначала царь решал, потом партия, затем Кремль, теперь вот – алгоритм. А русские люди сделают, что им скажут. – Ты извини, Игрек, – сказала я. – Но ты говоришь как типичный мент.

Когда на следующее утро я открыла глаза, на секунду меня посетила мысль, что, может быть, не нужно идти на работу. После всей той грязи, что вывалил на меня Кучеров, мне не хотелось встречаться с подчиненными. Но куда денешь пациентов? Так что встала и пошла. Коллеги, действительно, встретили меня прохладно. То есть, конечно, поздоровались, покивали сочувственно, но по их глазам я видела: они считают меня человеком пропащим. Не верят, что больницу удастся сохранить. Плюс все эти мерзости в Сувернете. Осмотрев срочных пациентов, я села разгребать электронную почту. Одним из последних пришло письмо от Кати, которую выпустили в тот же день, что и меня. Катя расшифровала все данные из отчета. Я открыла таблицу и уставилась в бесконечные столбики цифр. Даже в расшифрованном виде разобраться в них было непросто. Но я все-таки сделала над собой усилие и побежала взглядом по колонкам: «Общее количество пациентов», «Количество пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями», «Количество плановых операций», «Количество экстренных операций», «Ампутации», «Процент осложнений после сезонных ОРВИ», «Онкологические заболевания»… Цифры, цифры, цифры. Боль и страдания жителей Рублевска, переведенные в столбцы данных. Что-то меня насторожило в этих цифрах. Я почувствовала, как встрепенулась моя интуиция. Что-то было не так. Я сделала глубокий вдох и стала смотреть еще раз, внимательно. Столбик за столбиком. И скоро поняла, в каком месте мое подсознание всколыхнулось. Позапрошлый год, графа «Количество проведенных ампутаций» – ноль. Как же это – «ноль»? Ну да, ампутации мы проводим, слава богу, не часто. Но два года назад, я хорошо это помню, я ампутировала диабетику Шестакову ногу. Сама работала пилой. Была такая операция! А в расшифрованной таблице ее нет. Я бросилась к шкафу и стала вытаскивать папки с моими отчетами за прошлые годы. Килограммы старой доброй бумаги. Закорючки букв и цифр. Уже чуть выцветшие чернила шариковой ручки. Перетащила папки за рабочий стол, открыла на компьютере Катин файл и села сверять. А через час, встав из-за стола, позвонила Игреку. – Ты хотел помочь? Приезжай ко мне в больницу как можно быстрее.

– Ты уверена в своих цифрах? – спросил Игрек, выслушав меня. – Ты не могла где-то ошибиться? – Я проверила трижды, – покачала я головой. – В статистике, переданной Koodreen’у, везде есть отклонения в меньшую сторону. Где-то на пять процентов, а где-то и на все тридцать. И это можно доказать не только моими подсчетами, но и показаниями врачей. Есть редкие диагнозы, которые врачи хорошо помнят. Если у врача таких пациентов четыре за год, а в отчете написано два, то врач подтвердит, что это очковтирательство. – Статистику для алгоритма формирует муниципалитет, – кивнул Игрек. – Хотя за ними есть надзор из области, чисто теоретически у Кучерова была возможность исправить цифры, особенно если наверху ему это согласовали. Только вопрос – зачем? Кучеров, может, и сволочь, но намеренно рисковать и манипулировать статистикой, чтобы в твоем городе закрыли больницу?.. Это, так сказать, бессмысленно. – Только если у тебя нет в этом личного интереса. – Какого? – Игрек, ну ты же мент, включай голову. Откуда вообще тут взялся Кучеров? Что мы про него знаем? С чего ради правительство прислало в нашу дыру этого золотого мальчика? – Севастьянов?.. Его тесть? – Я уверена, в этом дело. Поищи, в Сувернете все есть: фирмы Севастьянова выигрывают контракты на строительство новых больниц по всей области. И новые корпуса в больницы в Верхнеисетске за счет бюджета наверняка собираются строить они. Только чтобы их построить, обязательно сначала нужно закрыть больницу в Рублевске. А чтобы ее закрыть, надо подтасовать статистику. Они научились обманывать алгоритм и зарабатывать на этом. Вот, забирай. Преступление раскрыто, Лестрейд, вам осталось только схватить преступника.

Игрек молчал. Потом тяжело вздохнул. Встал со стула. – Насть, ты про серьезные вещи говоришь, а рассуждаешь как ребенок… Пойми, даже если это удастся доказать, я тут ничего сделать не могу. Я всего лишь начальник городской полиции. Нужно, так сказать, идти в прокуратуру, идти в ФСБ. Это дело о коррупции, которое уходит корнями куда-то наверх. Все, что я могу сделать, – это опросить тебя и подать им рапорт. Они могут начать расследование, а могут, так сказать, и не начать. Расследование может подтвердить твои предположения, а может не подтвердить. Строительство в Верхнеисетске еще не началось, как я понимаю, конкурс не проведен, так что обвинить Кучерова в манипуляцих в пользу своего тестя будет сложно. – Но ведь сам факт искажения статистики есть? – Вероятно… Но само по себе это даже не преступление. Скажут – ошиблись. Накажут выговором или увольнением какого-нибудь мелкого чинушу. Раз уж Кучерова прислали сюда из области, то ему наверняка, так сказать, дали добро на такие выкрутасы. – Игрек помолчал. – А может, его и прислали сюда, чтобы он эти выкрутасы вытворял. В этот момент в дверь кабинета забарабанили так, что мы оба вздрогнули. Я открыла, на пороге стояла старшая медсестра. Запыхавшаяся – видимо, бежала по коридору. – Анастасия Львовна, вам надо сейчас же в операционную. «Лягуха» разбилась. Двое погибших, трое тяжелых. Одного надо срочно оперировать. Я не стала даже прощаться с Игреком, без слов выскочила в коридор и побежала к операционному блоку. По дороге медсестра докладывала о состоянии пациента: – Мужчина, 36 лет, перелом таза, разрывы внутренних органов, пока в сознании, анестезиолог готов давать наркоз. – Кто такой? Наш, местный? – Анастасия Львовна, это наш мэр. Это Кучеров.