Владимир Лизичев - Москва – Маньпупунёр (флуктуации в дольнем и горним). Том 1. Бафомет вернулся в Москву

«Нусс» – выдавил из себя, подбадривая очередного интеллигента, пересохшим горлом наследник славного торгового прошлого маман – «Что у нас?» и величаво замер.

Юрасик, поначалу предложивший вывесить над стойкой объявление – «Члены профсоюза обслуживаются вне очереди» и понявший по отсутствию какой-либо реакции со стороны продавца, что тот не в курсе, теперь молчал, ему было плохо. Да что там – муторно ему было после вчерашнего пойла. Сколько раз давал себе зарок не связываться с грёбанным артистом, вечно после его угощений на утро с горшка не слезаешь, а тому хоть бы что, здоровый придурок.

Теперь он с некоторым интересом ждал, чем же закончится посещение французами этого оазиса под гордым названием – «Пивной ларёк». Тем более что одеты оба были явно не по погоде. На мужчине, выглядевшем старше своего спутника, было летнее пальто, совершенно необычное даже для Москвы, а у его спутника в голубой рубашке с красным лицом индейца сзади на карабине зачем-то болтался пушистый хвост ярко рыжего цвета с тёмными полосками. Они рассматривали что-то на витрине справа при входе.

«Портфель», получив то, что хотел, уже отходил от лавки, так что обладатель кепки-бейсболки без козырька вынужден был вернуться к тому, ради чего он собственно и посетил сей очаг в его минуты роковые. Денег было – впритык и Юрасик сосредоточился на покупке. Наконец благородное Жигулёвское было в его руках. Трубы, что называется, горели, и потому пересилив любопытство, он поскорее ретировался, сопровождаемый осуждающим взглядом заплывших маленьких глаз мадам, на улицу и там же на площадке припал губами к литровой посудине полной вожделенной влаги. УУФ!!!

Сразу полегчало. И солнце стало добрее, оно не жарило, оно улыбалось. Оказывается, у пива был вкус, очень даже ничего! И желудок почти сразу отпустило. Захотелось присесть, и Юрасик прошёл вдоль площадки, возвышающейся на метр от асфальта и сел на ступеньках. В этом состоянии он практически не заметил, поглощая большими глотками своё Жигулёвское, как те двое иностранцев прошли, спускаясь мимо него, и не спеша удалились по улице в сторону МЭЛЗ. А Юрасик уже и думать о них забыл, всецело поглощённый размышлениями о превратностях человеческой жизни.

Однако позже и в другой обстановке он почему-то вспомнил о них, и как оказалось, они сыграли в его жизни весьма необычную роль.

А пока он сидел и счастливыми глазами глядел на мир, и были все люди братья, и вообще жизнь уже не казалась никчёмным бременем, вечным забегом в поисках денег и выпивки. Мимо то спускались, то поднимались люди, с удивлением глядя на Юрасика, а ему все было до фени. Мимолётная радость похмелья несла его в сферы горние и в голове рождались поэтические строки небывалой красоты. Правда, протрезвев и прочитав написанное до того, так уже не казалось. Горевшие ранее трубы ликуя, возвестили миру, что заштатный корреспондент «Московского бульварного листка» Кашин Юрий Александрович вполне счастлив.

По асфальту проносились машины. Таджики или казахи под начальством толстой, крикливой русской бабы, послушно разбрасывали чернозём на вскопанный газон. По тротуару спешили в обе стороны с озабоченными лицами москвичи, умудряясь на ходу звонить, читать, кушать и жарко спорить о влиянии Кафки на формирование экзистенциального сознания в философской антропологии. Город двигался, дышал, изрыгал из себя сотни тысяч обитателей из чрева метрополитена и не менее проглатывал. Москва готовилась встретить Первомай – День международной солидарности трудящихся или просто Труда, как его обозвали те, кто никогда и не познали его по-настоящему!

Флуктуации – (от лат. fluctuatio – колебание) – случайные отклонения величин от их средних значений; происходят у любых величин, зависящих от случайных факторов. В статистической физике флуктуации вызываются тепловым движением частиц системы. Флуктуации характерны для любых случайных процессов.

К этому остаётся только добавить, абсолютно правы те, что говорят – «Заколебало все!», но правда и то, что не все из них понимают истинную глубину этой мысли.

«Товаришч! Вы мне тут своим дерилием не махайте! Тута все такие!».

Красное, распалённое лицо Сердюкова готово было треснуть как спелый арбуз. Слова перекатывались во рту черноморской галькой с морским шипением и почти морскими же брызгами. В палате начинался новый день и как нередко бывает – со скандала и мерзкой ругани. Пахло потом, мочой, старой с желтизной, хлоркой и свежей масляной краской с подоконника.

День просыпался и катился, набирая обороты, едва поспевая за ссорой Кирилла Мефодиевича Мармеладова, экс-актёра, толи Саратовского, толи Сызранского малого драматического театров, ныне просто больного и уже упомянутого Сергея Сердюкова. Нынче неопределённого места жительства и профессии, больного «шизика», знатока медицинских терминов по части алкогольной зависимости.

Причиной очередной ссоры, стали маленькие такие, но страшно надоедливые черти, сидящие на прыщавой лысой макушке Сердюкова. Их с утра пораньше пытался согнать заботливый Мармеладов. Он приговаривал при этом: – «Вот я вас – сссукины детии».

Что если отвлечься от данного повествования, несомненно, являлось тяжким оскорблением всех животных сук на свете, причём как породистых, так неблагородных двортерьеров.

Сердюков же, отчаянно и не всегда удачно отмахивался от ухватистых огромных волосатых рук Кирилла Мефодиевича и уже визгливо – взывал к помощи соседей по палате.

«Да уймите в конец сумасшедшего, понаехали тута буйные».

Кроме того, заметно активничал другой болезный. Этот тип шарился по углам, все искал какую-то несуществующую банку, объясняя, что та – «Шшука», «пряшшется» за крышкой. Но более чем редкие попытки залезть к соседям под матрац, неудобства, а тем более вреда от него не было.

Солнце на время остановилось и замерло в ячейке решётки на окне. К мужскому трио: – Сссукины детии – Le basset, Уймите в конец сумасшедшего – бельканто и шипящим – призвукам низкой форманты третьего лица, через приоткрытую форточку присоединились звуки музыкального сопровождения улицы в разнобойном нынче авангардном модном стиле.

Пели птицы, визжали шины, звенел трамвай и утренние капели. В общем, жизнь шла своим чередом вслед за солнцем и мудрыми указаниями руководства страны или независимо от них, кто разберёт, разве что «шизики».