Владимир Лизичев - Москва – Маньпупунёр (флуктуации в дольнем и горним). Том 1. Бафомет вернулся в Москву
- Название:Москва – Маньпупунёр (флуктуации в дольнем и горним). Том 1. Бафомет вернулся в Москву
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:9785449000231
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Лизичев - Москва – Маньпупунёр (флуктуации в дольнем и горним). Том 1. Бафомет вернулся в Москву краткое содержание
Москва – Маньпупунёр (флуктуации в дольнем и горним). Том 1. Бафомет вернулся в Москву - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Божья коровка взлетела с листка,
Воздух с утра удивительно чист,
В небе высоком плывут облака,
Дрогнул и замер берёзовый лист.
Жёлтый цветок, что расцвёл во дворе
Как не хватает его в ноябре.
Благолепие воздуся.
Наконец, глюк ушёл, и черти спрятались. Мармеладов, с видом Мильтиада при Марафоне, чрезвычайно гордый собой трижды перекрестился и громыхнул, как со сцены бывало в полный голос.
«Ага, бисови дити зникли!». Что должно было означать как высшую степень удовлетворения, так и то, что Кирилл Мефодиевич свободно владеет сразу несколькими языками. Личность Сердюкова его в данный момент волновала меньше всего, ну вроде того табурета, если заноза в жопу не воткнулась, то и ладно.
Воздух сгустился, висела в нем некая неопределённость.
Прошло время, сколько никто не знал, часов здесь особо не жаловали.
Появление двух дюжих санитаров с лицами, не испорченными ни интеллектом, ни хотя бы тенью его, ни у кого из обитателей палаты номер 3/3 не вызвало ни малейшего удивления, ибо они появлялись здесь чаще, чем вы можете себе представить.
Санитары – как авторы,
Хоть не бегай в театры вы! —
Бьют и вяжут, как веники, —
Правда, мы – шизофреники.
У них лапы косматые,
У них рожи усатые
И бутылки початые,
Но от нас их попрятали.
Вслед за санитарами в темно синих брюках и таких же халатах на голое тело, боевой свиньёй воткнулась в палату фаланга врачей уже в белом. Другие, чрезвычайно важные ответственные лица по хозяйственной части, кто в чём, сопровождали визит ГЛАВВРАЧА – НЕБОЖИТЕЛЯ поодаль. Некая их часть та, что не уместилась в палате, настороженно прислушивалась, как бы там чего не всплыло.
Главврач носил фамилию Лепецкий, доставшуюся от отца-еврея, неплохого портного из Житомира, к слову сказать, человека доброго и демократичного, в отличие от своего творения, сына – сатрапа. Евген Арнольдович демократию и демократов не переваривал. При случае всегда повторял слова известного широкой публике советского разведчика, острослова Леонида Шебаршина о том, что – «Преимущество диктатуры над демократией, очевидно, каждому. Лучше иметь дело с одним жуликом, чем со многими». Евгения «Анодовича» не без основания побаивались и на работе и дома.
Словно Александр Македонский при сходе с греческой триеры на африканский берег, Главврач споткнулся о железный порог больничной палаты, но в отличие от находчивого Солнцу подобного, не упал со словами: – «О, Африка! Я обнимаю тебя», а подхваченный сей миг заботливыми руками сопровождавших эскулапов просто громко чертыхнулся.
На что Мармеладов, с выражением соучастника великой тайны на лице, ещё раз трижды перекрестился.
Санитары застыли на флангах в готовности своими собственными руками обеспечить необходимый порядок и если надо оказать больным помощь в пределах приобретённых борцовских и боксёрских навыков. Молодые врачи сыпали медицинскими терминами и обращениями «коллега» и «доктор», причём все были серьёзны и подтянуты. По ходу движухи, жившего своей особой жизнью медицинского тарана, назывались фамилии все незнакомые, но по той уважительности, с которой они шёпотом упоминались, все видимо титулованные люди, а может быть даже учёные.
А психи тихо радовались перемене действия, что ещё оставалось бедолагам.
Обход главврача – событие в «дурке» было относительно редкое и запоминающееся, если она ещё есть эта самая память, не задавленная галоперидолом, аминазином, стелазинами и другой фармакологической дрянью.
В осознании высокой ноты происходящего уже проснувшиеся назойливые мухи на время прекратили своё жужжание и беспрерывные атаки на больных и здоровых, хотя перед мухами все равны.
«Что милейший Геннадий Вячеславович!» – Лепецкий, после непродолжительной консультации с лечащим врачом Гавриловым (среди персонала – «Гаврила», у больных – «Гавриил») обратился, заглянув в историю болезни, где на папке жирно большими неровными буквами, чёрной тушью были выведены ФИО очередного «шизика».
Койка больного была сразу слева от входа, напротив окна, и по не писаной традиции (весьма интересно было бы узнать, как она родилась, и кто застолбил) доставалась самому тихому, незлобивому психу. К таковым, как правило, относились не опасные для общества больные. Не буйные, не диссиденты, а конкретно уважаемые люди, подвинувшиеся рассудком после внезапной ревизии налоговой или ещё чего таково. Вывернутые наизнанку и уличённые в мздоимстве и тому подобных прегрешениях, какой-нибудь компетентной комиссией сверху, они по большому блату, находили временное пристанище не на казённых нарах, а в старой московской психушке. Зоны то побаивались. Там же отморозки бешеные!
Тут уважаемый читатель, автор позволит себе сделать небольшое отступление и проинформировать о том, что в палате №3/3 было на тот момент три больных шизофренией в различных стадиях проявления болезни.
Среди них подхвативший «белочку» Мармеладов и два как бы симулянта. Один, уже помеченный выше вниманием эскулапа Лепецкого – Геннадий Вячеславович Четвертаков. Главврач не мог не помнить, как за него дважды ходатайствовали наличностью «уполномоченные товарищи-господа»! Отсюда, и решение о выписке подоспевшее вовремя.
Второй некто Серов, причём практически никто в заведении о последнем не знал ровным счётом ничего. Был он молчалив и нем как рыба, отвечал всегда односложно да или нет, не более. Александра Алексеевича, так его звали, на памяти соседей по палате за время пребывания никто ни разу не навестил, а был он, что называется уже долгожителем. Как и за что попал на перевоспитание – лечение почти никто не знал, что было само по себе загадочно и удивительно. Всегда словоохотливый санитар Меркулыч единственное, что позволил себе о Серове – цокнуть языком и выплюнуть – «Видать Хрукт ышшо тот, однако. Но «шиза» – добавил, озираясь по сторонам, – «точно!».
Врачи же вообще в психушке не распространялись, так их подбирали и учили ещё в меде. Одно, несомненно, отличало бедолагу от сотоварищей по несчастию, был он не по возрасту моложав, неплохо образован и воспитан, чувствовалась в нем некая военная или иная, какая, но выправка. Круглые, с фотохромными линзами, очки носил на самом кончике носа, но не ожидаемо – комично, а как-то браво, по-гусарски. Даже ел он алюминиевой ложкой с нездешним интеллигентским лоском. Прозвище ему дали соответствующее – Немо. А и правда, был похож на того из старого кино. На редких начальственных обходах больной Серов молчал по обыкновению, просьб и тем паче жалоб не высказывал, только выразительные глаза его изумительно чистые и серо-голубые смотрели на обход-шоу с нескрываемым интересом и пониманием, как будто на знакомую с детства 15-ю часть Мерлезонского балета.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: