Даниил Кислевский - Первый год. Чужая эра

Орех отставил стакан с чаем. Поймал себя на мысли, что ему впервые за долгое время нравится вдыхать запах табачного дыма, и зацепился за фразу про закрытые глаза.

– А вы правда умеете… прятаться?

– Ну, а как я живой до сих пор?

– Нет, я не об этом… Ну, типа, «уходить», или как это зовется? Исчезать.

Хорек как-то хрипло засмеялся, хлопнув себя по бедру, и коротко ответил:

– Я – нет.

Орех помолчал.

– Я вас как-то по другому себе представлял… – подумал он вслух и осекся.

– Пф, вестимо! – фыркнул старик. – Думал, небось, что мы как у какого-нибудь Тарковского тут, да? Ходим, бинтик на гайки навязываем, бросаем их? Несем всякую заунывную хрень про то, как жить надо, да стишки читаем?

На последней фразе Хорек выкатил грудь, вытаращил глаза и резко встал.

– Вот и лето прошло, словно и не бывало. На пригреве тепло. Только этого мало. Так ты хотел?

Орех не понял, что имеет в виду старик, но ему почему-то стало смешно. Рейдер был явно умнее, чем хотел казаться.

– Да нет…

– «Да нет», – передразнил Хорек, сел на место и снова закурил. – Я тебе так скажу: у нас тут огромная песочница, а мы в ней – большие, тупые и счастливые дети. Копаемся, ищем клады, отдаем дядям за леденцы. Радость нам и счастье. Ну, иногда еще и пиздец.

Орех засмеялся во весь голос. Осекся. Кашлянул.

– Ну, есть же укрепления. «Башня» или, скажем, «Колодец». Можно было бы там жить, а в город выходить.

– О, нет, брат. Спасибо. Не знаю как вы там, в Железке, а эти совсем долбанулись. Сидят, играют в домики и еще радуются. Они такие же дети, только у них еще и вожатый есть. А вожатые эти – это клиника, брат. У всех свои закидоны. Был я в них пару раз – спасибо. Хватку теряешь, пропадать забываешь… Пусть лучше меня на улице задушат.

Хорек налил себе чаю и достал из штанов тюбик.

– Ну, раз уж вам так тут хорошо, почему… – Орех помедлил, выбирая между «вы» и «ты». – Почему ты решил уйти?

– Потому что Хорек уже не тот, – усмехнулся рейдер. – Что-то я подустал. К тому же…

И он многозначительно поднял шприц-тюбик, а затем уколол себя в бедро.

– Что это? – спросил Орех.

– Лекарство, брат, – подмигнул Хорек.

– Не похоже, – Орех нахмурился, хоть и понимал, что его это не касается. В подобных тюбиках простых лекарств не хранили.

– Я в Железку по весне ходил, недавно. Кучу барахла ценного нашел, а корабля вашего все не было. Вот и пришлось до вас идти, до входной зоны. Неделю шел, кажись. Меня не пустили тогда, хотя и поменялись. А заодно я на всякие болячки проверился в санчасти. Они там у меня что-то нашли нехорошее. Старею…

Орех покивал. В Железный город люди нередко приходили только ради одного – лекарств.

– Так мы и сторговались. Они мне лекарств, а я им – подгон.

Хорек скрипуче засмеялся, лег на матрас и растянулся.

– В одном мы на этих сталкеров киношных похожи, брат. Побазлать любим с вашими. У нас-то как – встретились, разошлись. Ну, махнулись чем-то, может, если не убились друг об друга. Рассказать-то нечего. Все либо и так все знают, либо не интересно никому. Боишься выдать свою нычку или, скажем, внимание к себе привлечь. Неинтересны мы друг другу, ибо по сути – одинаковые. Кроме этих пидарюг на машине, конечно. А с вашими – ух, болтаем. Вы все нас слушаете, слушаете. А мы такие…

И Хорек заснул. Он не умолкал, не становился тише – просто заснул на полуслове. Будто бы умер. Сначала Орех так и подумал, и сердце екнуло – замок изнутри был тоже навесной, а где ключи, он не знал. Но потом услышал сопение и успокоился.

Свет Хорек после укола потушил, экономя батареи, и освещал все только примус да один фонарик Ореха, направленный на остатки еды. От скуки Орех снял камеру и отмотал запись назад. Посмотрел, подивился качеству изображения и вернул камеру на место.

И в этот момент раздался звук.

Будто упала жестяная банка.

Звук из коридора.

Далеко, еле слышно, но очень четко. Орех быстро, тихо достал пистолет и направил на дверь, другой рукой подобрав фонарик.

Накатила тошнота.

Никого. Черный дверной проем, за ним метр света и десятки метров темноты.

Что-то зашуршало еще ближе, затем раздался звук потрескивающих битых стекол. Орех затаил дыхание. Он боялся, и боялся очень сильно. А боевая собранность все не приходила.

Тень мелькнула у самого пола. К тому моменту, как Орех перевел фонарь, крыса уже схватила галету и побежала назад, уклоняясь от света. Исчезла.

Орех подобрался и не двигался. Не отвел взгляд, не расслабился. Выучка есть выучка. Но через минуту изможденное качкой тело все же взяло свое, и он громко выдохнул. Неприятно, легко завибрировал наручный КПК – датчик, казалось, сам трясся от страха. Орех тихо ругнулся. Протянул руку, не сводя глаз с двери, и включил лампу. Комнату залило холодным синим светом. Тени дернулись на стенах. Орех опять напрягся, но уже меньше, и, подобрав остатки еды, швырнул крысам в коридор. Оттуда тут же послышалась возня.

Датчик затих. Орех успокаивался. Ему внезапно захотелось курить, особенно здесь, после запаха неожиданно вкусного дыма.

Незнамов не лукавил, когда говорил, что не курит. Просто давно бросил. В армии курить его заставила необходимость – не начни он, его отличие от остальных сослуживцев было бы еще сильнее, и тогда стало бы хуже. Курить в армии было еще и выгодно – перерывы на перекуры означали лишнее свободное время. Но после армии к сигаретам Орех почти не возвращался. Закурил лишь один раз, почти год назад.

Когда расстрелял человека.

Когда начался Коллапс, Орех, опять же проверяя себя на «слабо», вступил в добровольные бригады МЧС родного Канска. Помогал эвакуировать людей, патрулировал районы. По приказу центрального штаба со многими другими добровольцами летал на вертолетах, ловил мародеров, реквизировал оружие и арестовывал бандитов. Однако это продлилось недолго – связь с центром быстро прервалась, затем быстро опустел Красноярск. Только-только сформированное отделение СБР в Железногорске резко изменило последним директивам центра и принялось создавать надежный укрепленный периметр вместо работ по краю. Никто не знал, что делать и что будет дальше.

В те дни Орех и множество других оперативников из бывшего МЧС и полиции вывозили с небольшой военной базы в Лесосибирске грузы с оружием и боеприпасами, которые растаскивали нашедшие их жители. К этому моменту уже появилась Служба быстрого реагирования – как первая попытка людей после краха огромного государства взять хоть что-то под контроль. СБР представляла из себя остатки МЧС, полиции, внутренних войск и просто напуганных людей, которые хотели выжить. Именно с последними были самые большие проблемы. Люди пытались защитить себя любым способом, в том числе и вооружившись. Это оружие нередко обращалось и против самих людей – в обстановке страха, нервов и злобы ружья, много лет висевшие на стенах, начинали стрелять.