Даниил Кислевский - Первый год. Чужая эра

Властей как таковых уже не было, и полицейские, которые к тому моменту занимались в Лесосибирске организацией эвакуации, оказались в шатком положении. Пытаясь заслужить места в разрастающейся СБР, они изымали у жителей оружие и сдавали его инвентарной службе. Но, привыкшие за многие годы к тому, что их должны бояться и слушаться, они столкнулись с тем, что люди начали огрызаться, отказывались. Никто не хотел отдавать то, что могло спасти жизнь. Доходило до массовых драк и стрельбы. Бывшие полицейские пытались прибегать к привычным им методам – насилию и угрозам, но и жители стали поступать так же. Бойцы ОМОНа, привыкшие топтать людей по кивку властей, сами брались в кольцо и безжалостно избивались. Гражданских, замеченных в неповиновении, отлавливали и калечили. Не было ни правых, ни виноватых – все вели себя одинаково. Люди мстили стражам порядка за годы террора, а те в свою очередь вели себя как умели.

Но в СБР были четкие правила – сотрудники ведомств приоритетны. Они умели подчиняться, обладали выучкой. А значит – любой конфликт следовало решать в их пользу. Многие даже в составе СБР были против этого, но «приказ есть приказ».

За три дня до полного вывоза, патрулируя охраняемую зону, Орех и его напарник услышали на соседней улице шум и крики. Несмотря на четкое распоряжение не сходить с зоны патруля и на окрик напарника, Орех, подгоняемый своим азартом, побежал туда. Он застал пятерых озлобленных, ошалелых людей, которые избивали двух полицейских. Напарник, нагнавший Ореха, потребовал прекратить, и тогда на него пошел один из нападавших, выкрикивая угрозы. Ругаясь, крича. Обвиняя людей с оружием в том, что они не помогают.

В те дни все изрядно перенервничали. Еды было мало, медикаментов было мало, страха было вдоволь. Было неясно, что происходит. А тех, кто набегал из темноты, кто никогда не реагировал на крик «Стой», кто молчал или кричал так, что замирало сердце, – их становилось все больше. И в городе, и вокруг.

Орех был охвачен безумным, злым азартом. Он опять захотел проверить себя «на слабо». Такое ощущение бывало у него уже и до этого, очень много раз. Когда он спонтанно признавался в любви, когда пробовал разные наркотики, когда пошел в армию. Импульс, задорное осознание, что сейчас можно сделать вещь, которую другие испугаются сделать. Вещь, из-за которой на него будут потом смотреть как-то иначе. И он прошил идущего, выкрикивающего брань человека короткой очередью.

Когда волна схлынула, было катастрофически, необратимо поздно. Человек умер почти сразу, ругаясь матом, плюясь кровью. Был, кричал – и исчез. Никто не пытался ему помочь – напарник выхватил у Ореха автомат, полицейские убежали, напавшие попадали на землю, один из них тоже получил случайную пулю в ногу. Умиравший еще полежал в центре, что-то похрипел и затих. А Орех изменился.

Никаких последствий не было. Почему была драка и кто в ней виноват, установили. Раненым оказали всю необходимую помощь. Человека похоронили, не выясняя, как его зовут. Ореха даже не отчитали, просто отстранили от патрулирования. А потом все уехали, бросив почти пустой город.

Тогда Орех начал курить. Курил, чтобы успокоиться, до тошноты, до желтых губ, зубов и пальцев. Ему было мерзко в своем собственном теле. Впервые импульс себя не оправдал. Его не охватывало чувство гордости за внезапную смелую выходку, как бывало раньше. Наоборот, его злило, что его не выгнали, не расстреляли, не лишили каких-нибудь прав. Просто сухо пожурили, между делом. Отправили к врачам на обследование, забрали оружие до окончания операции. А он только курил.

Ему и до этого приходилось стрелять в людей. В нормальных, обычных людей, во время облав в пригороде Лесосибирска, еще тогда, когда город, казалось, можно было отстоять. Но тогда ему в ответ летели пули и дробь, и те люди хотели его, Ореха, смерти. Кричали об этом. Убийцы были с обеих сторон. И нельзя было понять, причастен ли он к чьей-либо смерти. На убитых никто автографы не ставит.

А в этот раз убийца был один.

И тогда Орех изменился. Изломанный, стал тихим и покорным. Пытаясь избавиться от гложущего его чувства вины и страха, он стал выполнять приказы, научился быть исполнительным и послушным. Он больше не хотел проверять себя, потому что проверку не прошел.

И с тех пор стал слыть в СБР отличным оперативником.

Орех осторожно, как вор, взял пачку из вещей Хорька и закурил, поглядывая в проход, стараясь прогнать тоскливые воспоминания прошлого. Мысли и образы пролетели в мозгу и тут же исчезли.

«По возможности старайтесь избегать глубоких, тяжелых душевных переживаний, вызванных воспоминаниями о неприятных событиях прошлого», – вспомнил он написанную каким-то графоманом формулировку из стрессовой памятки сотрудников СБР.

Затянувшись, Орех закашлялся – сигарета явно промокла и потом была высушена. Дым был кислым, вязким. Он докурил из принципа и долго тушил окурок. Новых звуков не было. Орех прислонился к холодной стене, закрыл глаза и мгновенно заснул.

Ему приснился «Циклоп».

– А говоришь, не куришь, брат, – сказал Хорек.

Орех с трудом открыл глаза. После короткого, холодного, неприятного сна в пыльном и прокуренном помещении вновь жутко заболела голова. Хорек встал, попил воды, протянул кружку Ореху.

– Ладно, давай собираться. Думаю, уже можно.

Орех, шатаясь, привстал. Огляделся. Тело затекло. Вновь слегка тошнило и казалось, что пол качается.

– Слушайте, давайте разберем план действий, м? – опять это «вы» выскочило…

– Ох, и люблю я вас, солдатики. Вам всегда план нужен, и эти… – Хорек защелкал пальцами, вспоминая слово, – директивы! А вот если нет плана?

– Тогда разворачиваемся, и я ухожу, – злобно бросил Орех и принялся разминаться. Настроение было отвратительным.

– Ух какой злющий, – ехидно сказал Хорек и стал собирать вещи.

Ореха начинал злить этот старик. Он был то слишком весел, то слишком спокоен. Как будто бы они не ходили по пустому городу, где еще полтора года назад прямо на улицах гибли люди, а те, кто их убивали, до сих пор жили здесь. Веселый неунывающий старик чувствовал себя как рыба в воде. А Орех чувствовал себя рядом с ним каким-то новичком. От Хорька несло самомнением и риском. Ореха это по-настоящему бесило. Хотя, может быть, это было просто из-за плохого сна…

– Куда мы идем и какой план? Я серьезно, – сказал он, пытаясь добавить в хриплый спросонья голос суровые нотки.

Рейдер поглядел на Ореха хмуро.

– Двигаемся до ТЮЗа. Знаешь, где это?

– Примерно, – Орех вспоминал карту, но совершенно не мог представить координат.

– Ты ведь сам не отсюда, да? Ладно, не важно. Тут, даже если ты из города, но, скажем, с того берега, – Хорек махнул рукой куда-то в сторону, – все равно можно заблудиться. Теперь, я имею в виду.