Ким Публицкий - Таёжный дьявол. Хранитель чащи

Дупло показалось Степану самым тёплым и уютным местом во всём лесу. Тут можно чуть ли не по пояс закопаться в жухлый настил и сидеть, прижавшись к стеночке, небольшой лиственной кучкой сколь угодно долго. Хоть до весны в спячку впадай, что, похоже, спутница и собиралась сделать. Шурша листьями, она подгребла под себя густой покров и, спрятавшись по пояс в противоположной стороне, уставилась на Степана. Сверху незнакомка перед ним застыла в неглиже и сидела, боясь шелохнуться. Почувствовав густую вспенившуюся вокруг губ слюну, важенка вытерлась и облизнулась. Взмыленная, как лошадь, она вжималась в стену, и молчала, унимая сбитое дыхание.

В дупле ощущалось не так тепло, как в чуме, но Степан всё же на удивление быстро отогрелся и снял верхнюю одежду, оставив ледоруб висеть сбоку на поясе. Девушка-важенка, напротив, дрожала, словно от мороза. Её бил озноб, заставлял всякий раз вздрагивать, но Степан не думал, что незнакомка тряслась именно от холода. Будучи одетым в зимнюю куртку с вещевого рынка, он и сам-то весь взмок от погони, чего уж говорить о том, как согревал спутницу природный мех её роскошной шубки. Наверняка после пробежки ей было особенно тепло. Незнакомка смотрела дико, затравленно, с опаской, словно боялась Степана больше, чем преследовавших волков. Она пугливо тряслась, старалась спрятаться, рогами защититься. Шёрстка на ней выглядела взъерошенной, вспотевшей, но, несмотря на преследование и падение, оставалась не испачканной, будто налипший снег бережно её очистил.

– Вот, надень, – Степан протянул спутнице куртку.

Важенка отстранилась и поёжилась. Она держала ушки прямо вдоль рогов и вертела ими во все стороны, как локаторами, улавливая все шорохи и звуки. Незнакомка снова заметила висевший у Степана на шее амулет. Это её озадачило и вновь привлекло внимание.

– Ты боишься? Пожалуйста, не бойся. Не испугалась волков, неужели я страшнее? – мягким, услужливым тоном спросил Степан, почти уговаривая.

Девушка-важенка выражала настороженность, бросая быстрые взгляды на оберег и ружье.

– Мы вас обижали? Да? Но я не такой. Мы больше не будем. Я не допущу! – уверил Степан.

Он снял с плеча винтовку и отложил в сторону, но ледоруб оставил. Беспокойства у спутницы он не вызывал. Она проводила оружие недоверчивым взглядом и дернула ушками.

– Я журналист, понимаешь? Ищу что-нибудь интересненькое, необычное и рассказываю людям, – говорил Степан, приближаясь, – а ты необыкновенная. Уникальная. Жаль не можешь о себе рассказать. О природе, о лесе и его загадках.

Незнакомка широко улыбнулась в зубы, словно всё поняла, но тут же подавила радость, изменила выражение мордашки и вновь приобрела озадаченный и напуганный вид. Степан хотел снова отдать ей куртку, но девушка-важенка брезгливо отшвырнула её в сторону, зарычала, сердито оскалилась и, наклонив голову, выставила вперёд рога.

– Воу-воу-воу! Полегче! – стараясь не повышать тон, посторонился Степан.

Он помнил их остроту и не хотел на себе испытать. Степан взял верхнюю одежду и заметил, как воротник испачкали засохшие капли древесной смолы. Он огляделся. Всюду на стенах сосна пускала густой вязкий сок.

– Ах вот оно что! Сейчас мы всё п-р-о-в-е-е-е-р-и-м, сейчас всё смастерим…

Степан вспомнил слова чудака на перекрёстке возле Хымвынара, вымазался в древесной смоле и вновь потянулся к важенке. Это её привлекло, развеяло страх и заметно расположило. Она приветливо улыбнулась, свыклась с запахами и позволила ближе подмоститься. Незнакомка потянулась к оберегу, а Степан пододвинулся к ней на расстояние дыхания и, осторожно взял за руку. В ответ девушка-важенка аккуратно прикоснулась к его ладони и сплелась со Степаном пальцами, бережно сомкнув их в замок. Её неповторимо гладкая шёрстка чувствовалась влажной и маслянистой, но в то же время нежной, словно бархатной.

Вблизи незнакомка оказалась соблазнительно хороша. Она выглядела сногсшибательно. Степан радовался, что сидел, если бы стоял наверняка бы мог упасть. Казалось ещё немного и он ослепнет от её великолепия. Всем видом девушка-важенка приковывала взгляд и разжигала в груди сердце. Степан смотрел, стараясь как можно ярче запечатлеть в памяти весь её безупречный облик. Кареглазая, раскосая, скуластая, с чуть вытянутой остроносой как у косули мордочкой, длинными каштановыми волосами и густыми чёрными бровями. Они сходились у переносицы острым клином и выглядывали из-под прямой чёлки тёмно окрашенными росчерками. Незнакомка обладала обжигающей красотой, способной привести к страданиям. Необыкновенные чайные глаза выражали слабость и ранимость. В свете фонаря они выглядели ещё более необычными, ярко-янтарными, даже жёлтыми, будто горели в полутьме вставленными линзами. Степан боялся её взгляда, так словно за всей излучаемой им ранимостью таилось что-то опасное, нечто жестокое и безжалостное. Пугающее, зловещее, не поддающееся объяснению, лишь отражающее искусную маску, олицетворяющую доверие. Но ослепительные контуры точёной фигуры спутницы, её миловидные черты смазливой, симпатичной мордашки заставляли позабыть о любых подозрениях и всякой осторожности, увлекали в мир чарующих фантазий.

Незнакомка осмелела и принялась Степана обнюхивать. Она настырно забиралась носом в волосы, щекотала подмышками, тыкала в грудь, так, словно старалась понять, с кем имеет дело. Глубокими, частыми вдохами спутница как ищейка втягивала самые скрытые запахи. Наверняка узнавала о Степане больше, чем он сам.

– Ой! Будет тебе! Перестань!

Степан елозил, сжимался от щекотки. Так ни одна девушка ещё к нему не приставала. К слову сказать, на памяти он вообще не пользовался у дам популярностью. Незнакомка не останавливалась, обнюхивала одежду все настырнее, словно воспринимала её частью человеческой кожи. Важенка чуть ли не хрюкала и вытирала об ткань увлажнённый соплями тоненький вытянутый носик. Она будто нашла в запахе Степана новую страсть, обрела удовольствие слышать необычный человеческий аромат. Незнакомка издавала непонятные блеющие звуки, помогала себе руками, обволакивая вкусными ароматами телесного тепла, едва не забиралась под свитер и в штаны, продолжала нападки и даже Степана облизывала. Такое её отношение откликалось у него где-то глубоко внутри интенсивно нарастающим возбуждением. Степан пугался. Он был не готов принять нахлынувшие чувства и тем более их проявить или как-то выразить. Старался от проворной спутницы отстраниться, подавить вспыхнувшее желание, но она всё упорствовала так, будто собиралась его сейчас съесть.

– Ну хватит! Прекрати! Копытное недоразумение!

Степан не знал, как остановить негодницу и позволил себе незаметно ущипнуть её за задницу, вырвав клок шерсти. Незнакомка взвизгнула, замахнулась и как следует отвесила Степану оплеуху. Умело, по-воспитательски, с оттяжкой так, что в месте удара долго обещал ныть ушиб.