Maxime - Превращение. Сборник эротических рассказов

– Всё будет хорошо, – успокаивала та, поглаживая плечо девушки. – Сейчас приедем к девятой больнице, и я с тобой вместе схожу.

Девушка попыталась встать, но тут же повалилась.

– Что у меня с голосом? – её голос действительно задрожал, она полезла в сумочку. Шморгая носом, капалась в ней, в растерянности осматривая каждый предмет. – Где я, вы мне можете сказать? – срываясь на плач, промямлила она. Её руки трясло. – Что там случилось, на остановке?

Девушка закрыла глаза, зажмурилась, пальцами зажала уши. Её губы зашевелились в немом ритме, руки напряжённо задрожали в локтях.

Женщина подсела рядом, приобняла девушку за плечи.

– Всё будет хорошо, – повторяла она с материнской заботой в голосе. – Сейчас приедем, посмотрят тебя.

В этот момент трамвай подкатил к очередной остановке, на которой одиноко дежурил коренастый бородатый мужчина в очках. Увидев в окне зажмурившуюся девушку, закрывшую пальцами уши, он помрачнел, заскочил в трамвай и рухнул на сиденье перед ними.

– Лиза, что случилось? – выдохнул он. – Что случилось? – строго повторил он вопрос, обращаясь к женщине.

– Током ударило. Хорошо, что не убило. Вы её знаете?

Мужчина взял девушку за руки, тревожно вглядываясь ей в лицо.

– Это моя жена, – тихо произнёс он.

Герасимов шёл за мужчиной, вспоминая, как легко Лиза перелетала через дворовые проезды. Его напряжённые икры заплетались, сумочку он снял и, намотав ремешок на кулак, нёс в руке.

В больнице сказали, что если ничего не болит, то можно идти домой. Они спустились в вестибюль, остановились возле приёмной, чтобы застегнуться. Бородатый муж Лизы приобнял Герасимова, прижался шершавой щекой, быстро спустился к губам и поцеловал взасос так, что у Герасимова душа в пятки ушла. Он стоял, вялый, как овощ, с приоткрытым ртом, ловя воздух, переживая свой первый поцелуй с мужчиной.

Это был чернявый здоровяк в интеллигентных очках, поросший мягкой бородой. Герасимов даже не знал, как его зовут, но уже знал, как нежно и страстно тот целуется.

«Как будто устрицу высосал», – переваривал случившееся Герасимов. Ощущение сильного языка во рту долго не покидало его.

Они шли дворами, углубляясь в район. Герасимов мог бы убежать или рассказать мужу невероятную историю, но любая подобная выходка только усугубила бы его положение. Он понимал, что не может вернуться домой и заявить, что вселился в девушку. Убегать тоже не имело смысла. У Лизы своя жизнь, которая найдёт её и вернёт домой. Поэтому он и шёл за мужем, не строя планов на побег. Ему почему-то казалось, что всё должно закончиться случайным образом, как сон или выздоровление. Он вернётся к своему прошлому «я» или вновь потеряет сознание и уже никогда не проснётся. Кроме того, он чувствовал, что несёт ответственность за жизнь Лизы, за её тело и отношения с мужем.

«Кто бы ни была эта бедная девушка, очень жаль, что так случилось, – думал Герасимов. – Лиза, если ты меня слышишь, прости меня, пожалуйста. Ты же знаешь, я не виноват».

Хотя в одном он точно был виноват: в том, что последовал за ней, влюбился, ждал, пока она повернётся к нему лицом в трамвае, чтобы заглянуть ей в глаза на прощание.

«Видимо, в этот момент и произошёл переход», – Герасимов виновато опустил глаза.

Они подошли к подъезду обычной девятиэтажки, поднялись на лифте на последний этаж, и пока муж Лизы открывал дверь, Герасимов терялся в догадках, что ему предстоит.

К большому облегчению квартира оказалась пустой. Она встретила их радостным мерцанием цветных огоньков, развешанных по стенам коридора, нежным блеском голубых обоев.

– Вот мы и дома, – муж Лизы заботливо принял пальто у Герасимова. Он был немногословен, довольствовался простыми ответами, пока они шли, видимо, расценив молчание Лизы как результат стресса.

Герасимов заметил зеркало в прихожей и подошёл к нему. Впервые он смотрел на Лизу так близко. Те же драматические глаза и рот, пугающие утончённой красотой. Волосы, льющиеся шоколадной рекой. Он расправил подол свободного жёлтого платья, изучая холмики грудей, стянутые бюстгальтером. Тонкий кожаный ремешок высоко подпоясывал талию, складки платья растекались по бёдрам и попе.

– Ты не сильно проголодалась? – муж успел заскочить на кухню и вернулся, держа поварёшку в руке.

Герасимов улыбнулся.

– Сильно, – лёгкие запахи, доносящиеся с кухни, дразнили его.

Бородач удивлённо повёл бровями.

– Тогда мой руки, и садимся за стол.

Герасимов послушно пошёл в ванную, где от обилия шампуней, гелей и кремов у него разбежались глаза.

«А Лиза ещё та штучка!» – пришёл он к выводу, читая незнакомые надписи на бутылочках. Он открыл кран, выдавил перламутровый сгусток мыла на ладонь. Опустив руки под тёплую воду, он смотрел на себя в зеркало, теряя связь с реальностью, отказываясь верить, что он – это он, а не она. А она, казалось, смотрит на него укоризненно непроницаемым, умным взглядом.

– Теперь ты – это я, – прошептали её губы.

Дверь приоткрылась, и в ванную проскользнул бородач. Герасимов и понять-то ничего не успел, как тот пристроился сзади и, возбуждённо посапывая, схватил его за талию. Руки скользнули под платье, загрубевшие ладони нашли чувствительные участки кожи на поясе, провели влажными подушечками по животу и рёбрам. Вздыбленный пах мужчины уткнулся в попу. От неожиданности у Герасимова пропал дар речи, он вывернулся из объятий и сразу нашёл горячий язык мужчины. Тот, повинуясь инстинкту, жадно накрыл губы, вылизывая Герасимова так, что у того потемнело в глазах. Сильные мужские руки скользили по телу под платьем, мяли попу, выискивали упор в широких бёдрах. У Герасимова не оставалось шансов: одним движением с него сорвали трусики вместе с колготками, цепкие пальцы залетели между ног, проникли в щель, раздвинули складки влагалища.

В следующее мгновение Герасимова, ошеломлённого стремительным развитием событий, развернули лицом к зеркалу. Бородач скинул джинсы с трусами, оголив массивный выгнутый, как рычаг, член, торчащий из чёрных зарослей. Толстый черенок лопаты упёрся вывернутой головкой в щель между ног и медленно начал пробивать путь внутрь.

Герасимов испуганно сжал попу, напрягая мышцы ягодиц, не давая войти.

– Ну, ну, – захрипел мужчина сзади, пошлёпывая его по ягодицам, как врач, желающий сделать укол. Его нежные похлопывания возымели силу: ягодицы невольно расслабились, странное томление разлилось внизу живота.

Герасимов почувствовал неизбежность проникновения и сдался, уступив здоровяку, который одним махом забрал его до конца. Проникновение оказалось настолько глубоким, что у Герасимова невольно вырвался испуганный девичий стон. Казалось, его насадили на полено, которое прибило его к краю раковины.