Ирина Белояр - Уайтбол

Так ли плохо окружающее, чтобы захотелось вместо него увидеть другое?.. Возможно ли — знать другое, но продолжать видеть это? На двух жеребцах не ускачешь.

Апрель — беспокойный месяц. Его бы пережить — дальше все опять станет без разницы. Своевременное проснется, несвоевременное останется на потом. До следующей весны.

Апрель и есть пробуждение.

Михаил добрел до своего двора, остановился у калитки. Не хотелось домой. Снова погружаться в серый морок, в котором все безразлично: кто ты, откуда взялся, зачем живешь… Какой-то взбалмошный черт внутри потребовал действий. Любых. Лучше — бестолковых…

Заглянул в дом. Маши нет, оно и к лучшему. Постоял среди комнаты, окинул взглядом стены и мебель. Ни с того, ни с сего в голове мелькнула какая-то чужая мысль: «Ты сюда больше не вернешься. А если вернешься — то уже не ты»… Помотал головой, прогоняя морок, взял ружье, фонарь и отправился в лес.

За ним поплелась неотвязная Шишка.

Шесть часов человек и собака шли вверх по склону — к избушке, где обычно останавливались ночевать шишкари и охотники.

Летом к заимке ведет хорошо набитая тропа, часа за четыре дойти можно. Сейчас никакой тропы нет. То и дело человек проваливался сквозь непрочный наст, по колено и глубже. Собака страдала меньше, но все равно страдала.

— Шла бы ты домой, — увещевал ее человек. — Вот ведь, охота пуще неволи.

Шишка поскуливала, но упрямо тащилась наверх.

Наконец, забрались на гребень. Михаил огляделся.

На горы уже сели густые сумерки. Избушка, немного скошенная на бок зимними ветрами, черным пятном виднелась в маленькой котловине у подножия лысой скалы. Чуть дальше — широкая длинная полоса грязного снега посреди проталины. Издали казалось — не снег. Живое создание. Затаилось, ждет чего-то. Оно напоминало… напоминало… черт его разберет.

«Существует лишь то, что ты видишь».

Понять бы еще, что я вижу…

Шишка ни с того, ни с сего зарычала, глядя куда-то назад, на пройденный путь.

— Ты чего? — Михаил посмотрел вниз.

Далекие, игрушечные крыши поселка и крохотные фигурки с фонарями, ползающие по главной улице туда — обратно. Машина, должно быть, пришла. Ждали днем, дождались к вечеру. Случается.

Собака зарычала снова.

— Не вижу, — человек внимательно пригляделся к последнему куску пути. Ничего примечательного, только деревья колышутся от ветра. Если б медведь — сейчас бы треску было… Может быть, конечно, хуже — волки… Нет, не видать.

— Не бойся. Все, кто есть — далеко. А мы почти на месте, — Михаил пошел в сторону избушки.

Шишка, продолжая ворчать, двинулась следом. У дверей остановилась, обернулась назад. Глядела в сторону подъема, и рычала, рычала…

— В дом идешь, нет? А то закрою.

Человек прошелся фонариком по комнате и сеням. Вроде все в порядке, только дров маловато. На сегодня-то хватит, а завтра придется идти на заготовки…

— Собственно, чего — завтра? Пойдем, какую-нибудь сушину притащим, куда нам с тобой больше. А эти не будем трогать.

Отправились за дровами. Собака очередной раз выразила неудовольствие по поводу таинственной напасти и потрусила за человеком в лес.

Рядом с избушкой тонкого сухостоя не оказалось. Все подчистили давно. Только парочка толстенных стволов, бензопилой разве что завалишь… Пришлось спускаться с седловины. Туда, где лес погуще.

— Оба-на… слушай, дальше вниз не пойдем, — сообщил человек. — А то навернемся и шеи переломаем. Видишь зарубку? Ни фига ты не видишь… Ладно, пошли, подруга, направо.

В эту сторону оказалось не лучше. Через несколько минут слабенький луч фонарика выхватил из темноты два сухих ствола, вполне подходящих, но… оба торчали на самом краю обрыва, опоясывающего гребень со стороны моря.

— Не сложилось, — сказал Михаил. — Потопали обратно.

Собака потерлась о сапог.

— Полночи будем дрова искать, — обнадежил ее человек. — А ты как хотела? Тебя никто со мной на седло не гнал… Хреново, понимаю. Вот и фонарик еле пашет…

Вдруг снег под ногами поехал. Михаил не удержался, упал, покатился вниз. Сорвался с обрыва, как раз между двумя сухостоями. Успел схватиться за вывороченный корень одного из них…

…Бесконечно долгие короткие секунды в ушах стоял собачий лай. Вокруг неожиданно стало светло, как днем. Скала, на которой висел человек, уходила вниз черт знает насколько, а под ней, под этой скалой, вдоль всего берега зияла полынья….

«Существует лишь то, что ты видишь», — сказал кто-то знакомый, в необозримом далеке утраченной памяти. — «Если не нравится — сумей увидеть другое, и — дотронься до Города».

За доли секунды перед глазами пронеслась вся жизнь… нет. Две жизни. Сперва — хаотично, перемешано, затем поток разделился на два и стало ясно: нужно выбрать. Что выберешь, с тем и останешься. Направо — спасешься, налево — сорвешься…

…Еще через долю секунды Михаил оказался на гребне, неподалеку от избушки. Или это — милосердная предсмертная иллюзия? Говорят, случаются такие…

Человек стоял один, без собаки. Свалившееся с плеча ружье валялось рядышком в снегу. Фонарика не было — остался на склоне или улетел в пропасть.

Но и нужды в фонарике не было тоже.

Сперва — полуденный свет. Потом он исчез. Не резко, а постепенно затухая, как лампы в зрительных залах театров перед началом представления… Наконец, погас совсем. Вокруг — ночная седловина. Луны нет. Там, где снег — чуть светлее, остальное — непроглядная тьма… Но почему-то эта тьма не казалась непроглядной. Почему-то было видно все до мелочей.

Человек потряс головой. Плюхнулся на колени, ткнулся лицом в сугроб. Кожу обожгло снегом. Живой… вроде.

Но как такое может быть?..

Михаил попытался вспомнить, что случилось на обрыве. Не вышло. В мозгах полная сумятица. Почему-то кажется — не Михаил он теперь… Но тогда — кто? Почему-то помнится — уже не первый раз этот кто-то падает с обрыва. Тогда, вроде, действительно упал… и все равно жив…

А где собака? Или не было никакой собаки?

Неподалеку от избушки бродит человек с фонарем. Зачем фонарь, разве так не видно? И откуда человек?.. Вот, заметил Михаила… или не Михаила? В общем, пошел навстречу.

Знакомый. Ну, да: рыжий Алекс из поселка Пробуждение. Человек с кошачьей походкой и привозным «Винстоном» в кармане.

Вспомнился поселок, и последние пять лет, и то, что было раньше — туристская группа, подобравшая Михаила на леднике. Амнезия, автокатастрофа… Вспомнился верхний слой жизни. А под ним, под этим слоем, маячили еще какие события. Казалось — вполне доступные, нужно только успокоиться и подумать.

— Мишка?

— Я… наверно.

— Нам сказали, что ты на заимку подался. Смотрю — тебя нет.