Жюль Мэнн - Сокровища града Китежа

— Звали? Да нет, — это вам показалось.

— Простите, но вас безусловно звали, мадам!

— Звали? Ах, да, — верно, верно, — звали. Ну, я пойду, — вы уж тут сами, сами…

С тоскою мадам Заварова глянула на бумажник господина Бартельса и выскользнула в коридор, тихонько притворив за собой дверь.

Господин Бартельс сделал два шага по направлению ко мне, затем быстро повернулся и с силой раскрыл дверь.

— А-а! — вскрикнула мадам Заварова и схватилась за лоб.

— О простите, простите, мадам! Мне показалось, что меня кто-то окликнул.

Господин Бартельс поклонился мадам Заваровой в последний раз, плотно прикрыл дверь и повернул ключ.

— Вон! Сию же минуту вон! — прозвучал грозный голос.

Мы вздрогнули и обернулись. На кровати стоял дорогой учитель. Одной рукой он придерживал падающие кальсоны, другой указывал на дверь и, грозно потрясая седыми власами, повторял:

— Вон! Вон! Вон!

— Учитель! Дорогой учитель, опомнитесь, что вы делаете?

Но профессор не слушал меня и повторял свое.

— Успокойтесь, капитан! Корабль опять отправляется в плаванье и кочегар пришел подбросить угля в затухающие топки!

Дэвид Бартельс выразительно похлопал бумажником и простер свои объятия грозному учителю.

О, эта трогательная минута примиренья, — мне ее не забыть никогда! Дорогой учитель не выдержал, его голос задрожал, руки опустились, и с рыданьями он упал в объятия господина Бартельса.

Я тихонько присел в кресло и, кажется, тоже всплакнул. Так мы поплакали. Затем дорогой учитель конфузливо вытер покрасневшие глаза, громоподобно высморкался и поспешно влез в свои Сухаревские штаны.

Мы уселись вокруг колченогого стола. Помолчали.

— Ну вот, — нарушил тишину господин Бартельс, — лирическая часть программы окончена, перейдем к деловой. Как видите — я пришел. Я слишком француз, чтобы не верить в гений французского ученого, хотя я позволяю себе сомневаться после этой истории с лопатами.

Профессор закашлялся и густо покраснел. Я негодующе замахал руками на господина Бартельса.

Пауза.

— Затем, я слишком патриот и не могу допустить, чтобы то, что принадлежит французам по праву, из-за нелепой случайности, из-за моей невыдержанности досталось русским, к тому же все они — большевики. Я решил продолжать экспедицию, я вновь вхожу в концессию, но ставлю условия.

— Ах, вот как? — начал было профессор, но я посмотрел на него умоляюще и он кротко замолчал.

— Изложите ваши условия, Дэвид Бартельс.

— Извольте. Я требую, чтобы до начала капитальных работ по добыче сокровищ была организована предварительная разведка. Ну, мы поедем туда, скажем, с водолазом. Доберемся до этого озера. И пусть водолаз тщательно обследует дно. Я полагаю, что если ваши вычисления безошибочны, дорогой профессор, — я в них верю, но позволяю себе сомневаться, — так вот, если они безошибочны — водолаз неминуемо обнаружит на дне озера какие-нибудь следы, какой-нибудь намек на то, что именно здесь погребен град Китеж. Тогда мы немедленно приступаем к капитальным работам. Если же водолаз ничего не обнаружит — я отказываюсь от участья в концессии и не вкладываю в это дело больше ни гроша.

— Да позвольте, господин Бартельс, ведь с момента гибели Китежа прошли века и почвенные наслоения настолько велики…

— Простите, профессор, но я вас перебью, — я ничего не могу позволить! Я не ученый, я всего лишь коммерсант. На затраченный капитал я намерен получить свои проценты, и эти проценты должны быть верными, а до прошедших веков и почвенных наслоений мне нет никакого дела! Таковы мои условия и изменять их я не намерен. Угодно вам их принять?

Я видел, как наливается гневом и возмущением лицо дорогого учителя. В эту минуту я с содроганием сердца вспомнил обольстительнейшую мадемуазель Клэр де Снер, — мне показалось, что я теряю ее навеки. Сердце мое болезненно сжалось, в мозгу зародилось отчаянье. Еще минута — и все бы погибло. Было очевидно, что дорогой учитель не хочет принять условий господина Бартельса. Спасительная мысль сверкнула молнией. Я наклонился к уху профессора и прошептал:

— Дорогой учитель, наш единственный рубль ужасно жмет мне ногу. Я думаю, что теперь я уже могу его вынуть?

Положение было спасено. Учитель испуганно заморгал, вздохнул, протянул руку господину Бартельсу и сказал:

— Я принимаю ваши условия!

Едва сдерживая охвативший меня восторг, я поспешно расшнуровал ботинок, вынул злополучный рубль и небрежно выбросил его за окно, — теперь он нам был не нужен.

У подъезда нас ждало такси, — гордость московского коммунального хозяйства.

— Ну-с, господа, я еду в концессионный комитет и надеюсь, что смогу привезти оттуда разрешение на разведывательные работы. Вас, профессор, я прошу, на всякий случай, разработать ученый доклад о залежах торфа в Рязанской губернии. Быть может, наш доклад понадобится в концессионном комитете. А вы, Жю, поезжайте к этому водолазу и столкуйтесь с ним окончательно, — чтобы в любой момент он был в нашем распоряжении. Итак, господа, пожелайте мне успеха.

Дэвид Бартельс взялся за шляпу, но на минутку приостановился и, помолчав, не без ехидства добавил:

— Я полагаю, господа, что вы уже в достаточной степени успели ознакомиться с Москвой и, возвратившись, я застану вас дома?

Мы переглянулись с учителем, вспомнили Бутырский переулок, тяжко вздохнули и промолчали. Дэвид Бартельс вышел.

Едва захлопнулась за ним дверь, я с тревогой бросился к Оноре.

— Учитель! Вы слышали? Он настаивает на этом дурацком водолазе, он не намерен отказаться от своих нелепых условий, от этой идиотской разведывательной экспедиции. Даже в концессионном комитете, вы подумайте, учитель, даже там он просит разрешения только на разведывательную экспедицию!

— Да что же вы молчите, учитель? Вы слышите, — только на разведывательную.

Я в отчаянии заломил руки и, не в состоянии сидеть, забегал из угла в угол, как пойманный таракан в коробке. Оноре загадочно молчал.

— Разведывательную, — ха! Да что же можно там разведать? Что может обнаружить там этот несчастный водолаз? Века! Почвенные наслоения! Ил!.. Но почему вы молчите и смотрите на меня с усмешкой? Ведь это катастрофа, ведь это гибель нашего предприятия! Бартельс после лопат и кирок упрям как осел и, хотя он говорит «я сомневаюсь», но, учитель, он не верит, — вы слышите, не верит! И вот мы поедем туда, мы начнем разыгрывать этот нелепый фарс с водолазом. Он опустится на дно и, конечно, ничего там не найдет, не может найти!

В изнеможении, я повалился в кресло.

— Вы кончили, дитя?

— Кончил ли я? Что кончать-то, когда все рушится и гибнет! Я только одному удивляюсь, — вашему необъяснимому спокойствию.