Наталья Никитина - Полтора килограмма

Броуди ликовал, заметив, что его появление повергло меня в панику. Вернее, ликовали его глаза. В

этом человеке было столько неприкрытой животной силы и ярости дикого зверя! Он безупречно владел

своими эмоциями, лишь одни глаза могли обозначить отношение к происходящему.

Пес, почувствовав мой страх перед визитером, замер в напряжении и стоял, не шелохнувшись, между

нами. Через минуту я уже принял таблетки и, немного успокоившись, вернулся в кресло. Броуди не сводил с

меня недоверчиво прищуренных глаз. Сделав несколько глубоких вдохов, я почувствовал, что пульс

замедляет свой бег.

– Не собираюсь вам ничего доказывать, – отрезал я, попытавшись принять беспечный вид. – И я

сам решаю, кто будет моим компаньоном, а кто – нет.

– Вы меня не поняли, мистер Харт. Это я уже решил, что именно я стану вашим компаньоном, —

нагло улыбаясь, ответил Броуди, дважды сделав ударение на слове «я».

– Можно узнать, каким образом вы собираетесь это сделать? – я натянуто ухмыльнулся, чувствуя,

как внутри все холодеет. Вспомнилась репутация этого человека. Признаться, я его откровенно боялся.

Можно было вызвать охрану, но я не видел физической угрозы для меня лично, напротив, моя персона

была нужна ему как никто другой!

– Вариантов множество. Например, мои люди могут навестить вашу прелестную внучку Анжелику, —

он умышленно сделал паузу, наслаждаясь моей реакцией, которая не заставила себя ждать. Его орехового

цвета глаза сверкали твердым блеском.

На секунду мне показалось, что пол уходит из-под ног. Я вцепился в подлокотник кресла, пытаясь

совладать с эмоциями.

– Мне продолжать? – послышался где-то вдалеке, словно сквозь толщу воды, голос Броуди.

Я почувствовал, как холод ледяными кольцами, словно гигантский спрут, сжимает сердце. Все

внутренние органы как-то странно задрожали, пальцы рук стали ледяными и приобрели неприятный

восковой оттенок. Я судорожно сделал вдох, еще один и, преодолевая внезапный спазм в горле, прошептал:

– Вон из моего дома.

– Что? Я не расслышал! – продолжал ухмыляться мерзавец.

– Убирайтесь из моего дома, – хрипло прокричал я. – Сейчас вызову охрану.

Винчи зловеще ощерился. Шерсть на его загривке приподнялась, и послышалось грозное рычание.

Он лишь повернул голову в сторону Броуди, но оставался неподвижен, давая понять, что это пока

предупреждение. Зверь почувствовал присутствие другого зверя.

– Приструни свою дворнягу! – прошипел Броуди и уже громко добавил. – Думаю, ты умный

человек и понимаешь, что я не отступлю. Не жадничай, Харт! Я не позволю тебе без меня стать самым

богатым человеком в мире.

Медленно, чтобы не спровоцировать собаку, Броуди поднялся из кресла и поправил свой безупречно

47

сидящий на фигуре костюм. Бросив раздраженный взгляд на Винчи, он направился к выходу.

Уже в дверях, обернувшись, циничный наглец показал свой зловещий оскал, который было трудно

назвать улыбкой:

– Я не прощаюсь.

И вышел.

Пару минут я сидел неподвижно. Руки и ноги словно налились свинцом. В висках громко стучал пульс.

Словно наяву, я увидел плачущую внучку, которую два громилы грубо заталкивают в машину и увозят. Я

четко слышал ее звонкий голос, который многократным эхом, какое бывает высоко в горах, взывает о

помощи. Только я, и никто другой, буду виноват в страданиях моей малышки.

Грудь терзала чудовищная боль, не хватало воздуха. Слезы катились по лицу, оставляя мокрые пятна

на ткани рубашки. Нет, я не позволю этому мерзавцу одержать победу над Дэном Хартом! Без боя я не

сдамся!

Я решительно извлек из кармана брюк телефон с секретным номером и поспешно вышел в сад. Пес,

буквально прижимаясь к моим ногам, следовал бесшумной тенью.

Гудки. Боже, как долго Джим не отвечает! Паника, обжигая, хлестала меня! Мелькнула мысль: «А что

если головорезы Броуди уже в доме моего мальчика?» Наконец, услышав спокойный голос сына, я, не

здороваясь, выпалил:

– У меня только что был Броуди. Он угрожает похитить Анжелику.

– Подонок, – подавленно простонал Джим.

– Еще думаю, что пока он меня ждал, то расставил в доме прослушку. Не исключаю и то, что за

домом следят, возможно, и за твоим тоже. Будь осторожен, – волнуясь, высказал я свои предположения.

– Пап, я всё понял, ты не волнуйся! С дочки глаз не спущу и завтра же усилю охрану!

Джим был очень встревожен, хоть и пытался говорить спокойно.

– Может, стоить отправить ее с Натали во Францию? – судорожно ища выход, предложил я.

– Но у Анжелики учебный год и соревнования через две недели, – возразил Джим.

– К черту соревнования! Речь идет о ее жизни! – кричал в трубку я.

– Пап, давай успокоимся и не будем сеять панику. Не хочу пугать Натали, да и Броуди ни к чему

показывать, что мы его боимся, – пытался вразумить меня сын.

– Хорошо, будем надеяться, что он блефует. А если нет? Сейчас позвоню Тому, предупрежу еще его.

До завтра, – поспешно попрощался я с сыном.

– Береги себя, пап, – услышал в ответ.

Набрав Тома и объяснив ему создавшуюся ситуацию, я приказал усилить охрану лаборатории. После

этого, немного расслабившись, вернулся в дом и попросил Патрика утром связаться с начальником Службы

безопасности корпорации и завтра же проверить весь дом на наличие прослушивающих устройств.

Весь вечер я просидел в зале перед камином, откинувшись на спинку кресла, глядя застывшим

немигающим взглядом на всполохи огня на потолке. Я сожалел о поспешности своего публичного

заявления. Нужно было сделать это за день до операции, тогда можно было избежать всех этих разом

навалившихся проблем. Если бы от раскаяния люди умирали, то в сегодня я непременно покинул бы этот

мир.

Стемнело. Я вышел побродить по саду. В воздухе пахло туманом и росой. Океан провалился в

темноту, лишь плеск волн и лунная дорожка выдавали его присутствие. Небо черным пледом укрывало

Хайаннис. Луна мягким светом озаряла нежно шуршащую под легким ветерком листву деревьев. В звуках

ночного сада чудилась какая-то своя странная и таинственная жизнь. На фоне ярко освещенного окна

периодически возникал черный силуэт Патрика, с тревогой наблюдающего за моей беспокойной прогулкой.

Я присел у дома на нижнюю ступеньку крыльца, ведущего в сад. Опустил голову на руки и несколько

минут сидел так неподвижно. Из-за моей спины длинным прямоугольником, уползающим в темноту сада,

падал свет от открытой двери. На его фоне моя сутулая фигура выглядела жалко и одиноко. И я, раскачивая

торс взад и вперед, расплакался как ребенок. Рыдал с каким-то странным упоением, выпуская на волю