Артем Истомин - Стражи Арктиды

Так продолжалось минут двадцать. Собаки охрипли, часть из них спустились за свалкой, но завал острых строительных отходов не преодолели, иначе загрызли бы.

И тут раздался голос:

– Чего вы взбеленились? Кто тут собак булгачит?

– Это вы, дядя Федя? – узнал рабочего. – Помогите выбраться… Батя не приплыл.

А батя, отдышавшись, словно вернувшись из небытия, силился одной рукой сбросить шлем, чтобы легче было дышать. Приступ стенокардии поразил сердце, левую руку и часть спины. Я приплыву! – стянул, освободил горло, задышал облегченно.

На воде оказалось легче, чем на берегу. Тело невесомое, тихо греб ластами и без особых приключений добрался до стоянки. Позвал Крепыша, но около рюкзака только яростно дрались между собой крысы. Перевалился через небольшой прибрежный камень, ударился рукой и потерял сознание от резкой боли в сердце.

А Крепыша решили вести на погранпост, но вначале позвонили домой. Примчалась машина, и на погранпост вбежала мама. Нет, не мама, а сын закатил истерику. В машину садиться наотрез отказался.

– На стройке, – твердил, – моторная лодка. Я буду искать батю! Вы – плохие люди! – истерично кричал. – И мама плохая! Какой рекой плывешь – говоришь папе – такую и воду пьешь. А сама ты соображаешь, какой он рекой плывет? Не буду ждать до утра, не буду! – отталкивал мать и не давал вытирать кровь со лба. – А вы не пограничники, – вырвался из рук и подбежал, сильно хромая, к молодому солдату, – какие вы погранцы? Вы же его видели… Почему на произвол судьбы бросили батю?

– Мы не имеем права покидать пост, – оправдывался солдат. – Старшому доложили…

– Уйди! – отскочил Крепыш от матери. – Не прикасайся ко мне! Тоже еще Алкмена нашлась, мамочка геркулесовская. Ты до утра будешь ждать? – И в глазах его было такое, что мать отступила. – Я один знаю, где остались вещи в камнях. Батя приплывет, если жив. Вы будете по морю шастать, а он – в камнях около рюкзака умирает. Я знаю! Но почему вы не знаете то, что знаю я?

Они нашли батю, Николая Васильевича Семиокова. На пограничной машине доставили в больницу.

Отец пришел в себя и прошептал:

– Вы не знаете то, что знаю я, – ничего страшного. Страшное впереди.

Мать изумленно покосилась на сына, услышав знакомую фразу.

Лечили и Крепыша, раны быстро заживали. Но Алк начал меняться на глазах. Стал угрюмый, задумчивый, молчаливый. Выглядел старше своих лет. И непостижимое – глаза начали темнеть, вселяя мистический ужас у матери. Алк иногда задыхался – астма.

Совет космонаблюдателей не стал забирать мальчика с Земли. Ни для кого еще внедрение не было гладким. Стражу бывает трудно. Он ошибается, он ищет свой путь.

Алк медленно выздоравливал. Жизнь замыкалась на внутренних ощущениях и тревожных мыслях, окрашенных воспоминаниями. Как он стал Лавраком? Да очень просто для этого мира и этой страны.

– Надоел ты мне, идиот! – идущим из самого нутра голосом негромко итожила Павлина, соскальзывая с кровати, одергивая короткую ночную рубашку.

«В страдании вызревает истина? Боже, – думал Лаврак, – где же затерялись наши истины? Вышли мертвые с косами на обочины страшных потерь, на обочины отчаяния и надежд. Я не прол из романа Оруэлла, я всего лишь хочу исправить свою ошибку, ведь хотел во имя памяти об отце любым способом внедрить его идею. А любым способом нельзя. И мне хочется теперь только одного: попросить прощения у Натки. С каким ужасом она смотрела на меня, молчаливо, не вытирая слез, когда узнала о Павушке».

И вот он встречается с НИМ. Как в детективном жанре, в автомобиле. Не Lamborghini, а цвета вороньего крыла практичная Audi. С глазу на глаз, в шикарном бело-кожаном салоне. Водителя нет. Охрана, конечно, где-то работает… Рядом не местная милиция подмосковного промышленного городка.

Ну давай, мутант, стенает изобретатель, говори. Член правительства… Зальков!

Худощавый лет пятидесяти мужичок с поседевшими висками, со скупой мимикой лица и наигранно-бесстрастным взглядом светло-серых холодных глаз.

– Мы, к сожалению, лично не знакомы, – деловым и даже строгим тоном произнес.

«Так уж и не знакомы, – ухмыльнулся. – Вот зараза! А на кабана ты с кем ходил? Соглашаться на его правила игры? Ведь замордует…»

– Прошу вашего внимания, – чуть-чуть усмехнулся скоропалительный деятель, – я ограничен во времени. Изложите мне свое видение проблемы. Честное слово, мальчишество какое-то! Я слушаю…

Алк вцепился ногтями в колено и молчал.

– Я вас слушаю, – произнес тот мягко и усмехнулся. Долго, не мигая, глядел. – Я предлагаю вам всемерное сотрудничество серьезного научно-исследовательского института… В будущем – сотрудничество правительства, финансовую поддержку, внедрение. Я обещаю вам при первом же удобном случае поставить в известность президента о весомой перспективе открытия. Тысячи, – вскипел, – и мечтать не могут о подобном.

Алк молчал.

– Ага, – засопел москвич, – очередной идеалист и моралист. Ух, как же вы мне надоели! Вместо дела – слюни, слюни. Да-а, наслышан. Шавки местные перестарались. Таков наш менталитет. В шавках ходили и еще долго будем ходить. Решили тебя припугнуть. А я тут при чем? Давай по существу дела, а?

– По существу? – взъерепенился. – Но не перебивайте…

– Не приучен. Если по делу.

– По делу. Но в моем понимании дела. Итак, рос и мужал очень не глупыш, ученый с перспективой, гражданин Зальков. Ученый достиг немалого, но истинная Жар-Птица в руки не давалась. Много сил и энергии было потрачено, но… Это шавки могут – о вашей гениальности… И вот какой-то хренов изобретатель в неизвестности, в каком-то тупом городишке, с небрежностью наивного придурка приманил птичку. Обида, зависть, тщеславие помутили разум. И оставшиеся устои лопнули. Этот сопляк-изобретатель сам не понимает, ЧТО он открыл, куда вторгся. И толку не даст!

– Хорошо излагаешь, – сбычилось столичное светило. – Где-то так и было. Будем препираться? А страна с этим «кольцевым генератором» могла бы взлететь…

– И вы… взлететь. Но крылья-то не ваши.

– Безусловно. Но, поймите, я уже и так взлетел. И поэтому я могу пробить в жизнь, натурально могу внедрить сотни энергосберегающих технологий. Внедрить! Реально! Вы этого не сможете, Семиоков. У вас нет имени, нет возможностей, нет ресурсов. Вам сказочно повезло… Жар-Птица! Ну и что? Вы готовы подохнуть в ее гнезде?

– Понимаю, – кивнул, – Жар-Птица – еще не подводная лодка.

– Правильно! И вообще, ты мне нравишься, Семиоков. Это же ты, кажется, у того кабана сбил ржавую банку с рыла? Символично! Давай работать? Обнищавшей стране не до моральных закидонов. Давай просто работать, давай делать дело. Или назови цену… Миллион баксов – это мой потолок. Доставят в любой день и час.