Сергей Булыга - Ведьмино отродье

Ладно! Пусть так! И он пошел к старьевщику. Конечно, тот его бессовестно обжулил: за пояс и ремень он предложил одну короткую дырявую попонку и всего пять монет - серебряных, обкусанных. Сказал:

- А больше вам зачем? Скромнее надо быть. А я и без того сильно рискую. Вот донесут квартальному, и что тогда? Мне - из-за вас - на столб?

Рыжий не стал с ним спорить, согласился. Переоделся, поблагодарил за помощь и вышел. Теперь на вид он был простым крестьянином, подавшимся на промыслы - по Тракту, в Бурк. Шел, скромно опустив глаза, сходил перед повозками в канавы, поклоны бил, спал, где придется, голодал. Зато уже на третий день...

Нет, даже раньше - проснулся еще затемно, вскочил и побежал - уже не по обочине, а по камням, - и не измотом, а уже почти догоном - пристал к толпе таких же, как и он, безродных и бездомных бродяг, в воротах заплатил налог...

Глава вторая

БАШНЯ СЕМИ ПЕЧАЛЕЙ

И вот он, долгожданный Бурк! Кирпичные дома в четыре, пять и даже больше этажей. Кругом снует народ, грохочут экипажи. Пыль, теснота, крик попрошаек, зазывал, визг, ругань, смех. Рыжий попятился, зажмурился. Его толкнули - раз, другой...

И он пошел - вначале вдоль стены, потом, немного осмелев, свернул, перебежал за экипажем, опять свернул, взбежал по лестнице, потом спустился по фонарному столбу; толкался, прыгал, продирался, смотрел по сторонам и, наконец, сообразил, где это он находится. Да, это Мелкие Ряды, а вот и улица Жестянщиков, а дальше - Главные Весы, Парламент, Резиденция - все в точности, как в Книге. Это сразу его успокоило. Рыжий сел на бордюр, посидел, унял волнение и снова пошел дальше. Внимательно смотрел по сторонам, запоминал: ломбард, тряпичная, меняльная контора, храм, сукновальня, ювелир, опять тряпичная, пекарня... Так он ходил, петлял по городу, потом, проголодавшись, зашел в дешевую костярню, пообедал, потом опять ходил, смотрел, запоминал...

И снова оказался возле храма. Был будний день, толпа спешила мимо. Он постоял возле двери, подумал... И вошел. Прошел, стараясь не шуметь, в центральный неф и замер у колонны. Осмотрелся. На стенах - лики, росписи. Курились благовония, мерцали свечи... И - никого: скамьи были пусты. Лишь впереди, на возвышении, зурр в черном одеянии стоял у кафедры, читал - чуть слышно, неразборчиво. Рыжий прислушался - "Видения Стоокого", часть третья, "Очищение". Стоокий - это их кумир. Он говорил, будто ни Солнце, ни Луна, ни даже Космос, а именно наша Земля - вот что основа жизни. А Океан, который окружает нас, - то смерть. А Досточтимый, тот, напротив, утверждает, что жизнь пришла из вод. Но Досточтимый пишет для немногих, а прочие... тем вовсе все равно. Вот храм - он пуст, в нем только зурр и ты. Зурр говорит: Земля не продается и не покупается, Земля, как жизнь, - для всех, так нас учил Стоокий. И что с того? В храм ходят только дети и старухи. Ну, или еще любопытные. А нужно, чтобы было... Как? А, вспомнил! И Рыжий подошел к стене, прочел шестой завет - не верил, но прочел, - задул свечу и вышел из храма.

И снова он бродил по городу, рассматривал его и молча удивлялся, потом, устав, сидел на лавке у фонтана, смотрел на голубей, на облака. Потом в толпе зевак стоял у Резиденции и наблюдал за сменой караула. Гвардейцы - сытые, в надраенных кольчужках, в высоких шлемах с перьями маршировали по плацу, кричали "Арра! Арра!". Шаг у них был хорош, и выправка вполне достойная. Правда, в шестой шеренге дважды засбоили, в седьмой ремень был недотянут. Но это - так, пустяк. Потом...

Часы ударили семь раз, и загремели барабаны, запели трубы - и толпа отхлынула. Вышел герольд, весь в позументах, заорал:

- Пади! Пади!

Все пали. Раскрылись золоченые ворота, и выехал один... второй... третий, четвертый, пятый экипаж. На пятом ехал сам король. Был он в пушистой белой мантии и золотой, густо усыпанной брильянтами короне. Толпа при виде короля кричала, ликовала. Король едва заметно улыбался, подслеповато щурился, кивал. Седой, трясущийся. И, говорят, уже почти не ходит. А прежде, князь рассказывал...

Проехали. Они, как говорят в толпе, спешат на эрл-прием в Лампическом дворце; там будут чествовать победу над Девятым Легионом. Крактель Четвертый - долгих ему лет - раздаст особо отличившимся награды, примет послов, а после будет бал и фейерверк...

Зеваки стали понемногу расходиться. И он пошел. На улицах уже горели фонари. Прохожих становилось меньше, меньше, меньше, а мостовые уже и щербатее. Вот и совсем брусчатка кончилась. Где это он? А! Да - это Гусиная застава. Канавы, грязь. Напротив - серый дом. Это ночлежка для сомнительных. Годится. Он вошел.

Р-ра, ну и ну! Смрад, чад! Натоптано, накурено. И ко всему еще темно. Хозяйка - в рваном чепчике, дородная - лежала у себя за загородкой и отказалась принимать.

- Пьяна! - шепнул ее подхватный. - Как грязь пьяна! Не обессудьте, господин. Деньги вперед, и я...

Он заплатил. Подхватный - пегий шустрый малый - провел его по лестнице на самый верх, под крышу, и спросил:

- Вам эту или эту?

- А лучше где?

- Конечно, здесь. Дверь крепче. И окно поуже. Народ-то у нас, сами понимаете...

Он согласился. И вселился. То есть вошел, закрыл за собой дверь и осмотрелся, и прислушался. Слева, за стенкой, пели, справа было тихо. А здесь что? Так: стул, табурет, продавленный пуфарь. Да и еще на подоконнике: кружка, миска, объедок свечи. А всего это так: три шага в ширину и пять шагов в длину. Рыжий немного походил по комнате, потом зажег свечу, придвинул табурет к окну, сел и задумался...

Не думалось. Тогда Рыжий зажмурился, представил себе Книгу и начал ее мысленно листать. Листал, листал... Еще сильней задумался. Еще бы! В Книге о Башне говорилось очень скупо и туманно. Ее, так было сказано, так просто не найти. Она не скрыта - вовсе нет; ты просто можешь каждый день ходить мимо нее и не заметишь, что вот она перед тобой - стоит и ждет тебя. А может, и не ждет. Так что искать ее, надеяться...

Гм! Да! Он встал, прошел к двери, закрылся на крючок, лег, слушал крики за стеной, бой городских часов...

Так и уснул. Утром позавтракал внизу и познакомился с хозяйкой, еще раз дал залог, ибо подхватный утверждал, что денег он вчера не брал; нагло смотрел в глаза и повторял: "Чист, как слеза! Чист, как слеза!" Пусть так! Рыжий позавтракал, ушел. Весь день бродил по городу и убеждал себя, что ходит просто так; он ничего не ищет, а только смотрит и запоминает - из любопытства, вот и все. А Башня может быть и не из камня, а вообще одна метафора, так разве стал бы я ее... И он ходил, болтался, просто так. День. Пять. Нотариус. Ошейная. Меняльная. Костярня. Шум, гам. Квартал, еще квартал... Ну а под вечер, сбив стопы, Рыжий всегда спешил на улицу Стекольщиков и заходил в книжный подвал. Там было тихо и прохладно. Старик, сидевший у двери, приветливо кивал ему и спрашивал: