Коллектив авторов - Старые долги

20 сентября 61 года НР

— Прошу, — сказал дворецкий.

Борислав шагнул в огромную освещенную комнату.

Пылающий закат ослепил его…

Последний рубеж.

— Заходите, друг мой, — сказал ясный голос. — Присаживайтесь. Кресло перед вами.

Борислав опустился, обнаружив перед собой журнальный столик. Пузатый чайник, призывно белеющие чашки. И — человек в кресле-качалке напротив…

Вольфганг Миттермайер. Человек-легенда. Человек-мечта. Красавец. Гениальный тактик, заслуживший в сражениях прозвище Ураганный Волк. Друг юности первого императора династии Лоэнграммов. И уже шестьдесят лет — премьер-министр Рейха.

Нет, не шестьдесят. Пять лет назад Миттермайер ушел в отставку, сохранив пост министра без портфеля. Сколько ему сейчас? За девяносто. Но ум у него, говорят, ясный. И влияние в государстве никуда не делось.

— Я рад познакомиться с вашим высокопревосходительством, — сказал Борислав.

Человек-легенда усмехнулся.

— Насколько я знаю, вашему миру не очень свойственна субординация, — сказал он. — Или я ошибаюсь?

Борислав собрался. Началось…

— Смотря что считать субординацией. Чинопочитание — не свойственно совсем. Не принято. При этом с подчинением младшего работника старшему все отлично. Я не помню, чтобы с этим были какие-то проблемы. Но вот, например, назвать человека «ваше превосходительство» у нас могут только в шутку.

Миттермайер покивал. Его грива, когда-то светлая, сейчас была совершенно белой.

— А меня вы сейчас так назвали тоже в шутку?..

— Вас я так назвал из вежливости. И еще — потому, что отходить от легенды в чужом мире не стоит никогда. Мало ли что.

Миттермайер потянулся к чайнику. Налил чая себе и гостю.

— Не обижайтесь, что я вас так встречаю, — сказал он. — Буря и натиск. Это никоим образом не есть выражение недоверия. Просто мне интересно слишком многое, а узнать это многое надо быстро.

Борислав отхлебнул чаю.

— Если честно, я чего-то подобного и ждал. Все-таки не зря вы — Ураганный Волк… Что вам интересно? Спрашивайте.

Миттермайер поставил свою чашку. Его глаза были пронзительно-голубыми.

— Например, мне интересно, на чем может держаться субординация без чинопочитания. Сможете пояснить?

— Попробую, — сказал Борислав. — Вы не то чтобы поставили меня в тупик, но… Это же так естественно. Если рядом с вами человек, у которого больше опыта, который больше знает… кто же его не послушает? Где больше знаний, там и социальная ответственность выше.

— Всегда? — поинтересовался Миттермайер.

— Практически.

— Могу позавидовать… Но где взять надежные показатели того, что человек… больше знает? И более ответственен? Вот чин как раз может быть таким показателем. Хотя и с вероятностью ошибок, я это прекрасно знаю, но — может. А если чинов нет? Тогда что?

— Образование. Профессия. И соответствующий опыт.

Миттермайер откинулся в своем кресле. Его внимательные глаза пробегали по собеседнику, как по тактической карте.

— А как у вас получают профессии?

Борислав пожал плечами.

— Ну… Как обычно, — он осекся. — Хотя да, система интернатов вам ведь незнакома… Обычно к последнему году обучения область интересов подростка уже сформирована. Это редко вызывает большие трудности: возможностей в интернатах полно, и любой интерес к любой науке всячески поощряется. Дальше комиссия по распределению знакомится с данными, ну и направляет выпускника туда, где он получит самое лучшее образование по выбранной теме…

— А если выпускник, скажем, не согласен с решением комиссии?

Борислав задумался.

— Он может апеллировать. Хоть бы и в региональный Совет Просвещения. Но, если честно, я не знаю таких случаев… Или почти не знаю.

Миттермайер пожевал губами. Сейчас было видно, что он все-таки стар.

— Решения… комиссии, — сказал он. — Апелляции. Все это сводится к тому, что профессию человек выбирает не сам. Мне интересно: это действительно ни у кого не вызывает протеста?

Борислав помотал головой.

— Как правило, нет. Это очень точный механизм. Движение за отмену распределения, правда, существует, но его мало кто воспринимает всерьез.

— Удивительно, — сказал Миттермайер. — Впрочем, понять это можно. Вы так привыкли к свободе, что уже и не замечаете ограду, за которой она кончается… Детская площадка. Вас такое сравнение не задевает?

Борислав глубоко вздохнул.

— Не задевает. Мне самому такое приходило в голову. Только… — он подумал и решил говорить откровенно. — Понимаете, вы ошибетесь, если будете думать, что те, кто внутри «детской площадки» — это в самом деле какие-то дети. Уэллсовские элои. Нет. Это люди, способные очень на многое. Выжить на совершенно чужой планете, например. А если эта чужая планета обитаема, то и не просто выжить, а совершить революцию… Да-да, бывало и такое. Землянин есть боевая единица сама в себе. Поэтому, кстати, он и профессию может поменять легко… У нас многие меняют профессии. Специальность не привязана к человеку на всю жизнь.

— Понятно, — сказал Миттермайер. — Итак, поскольку чинов у вас нет, обратиться к вам официально я не могу. Поэтому я просто спрошу: кто вы? Полномочный посол? Посланник? Разведчик? Или у вас есть свой вариант? С кем я сейчас говорю?..

— Прежде всего — с работником КОМКОНа, — сказал Борислав решительно. — Комиссии по контактам. Разведка здесь не при чем — она предполагает столкновение интересов. А здесь наши интересы общие. Это контакт, а не конфликт.

— Любой контакт предполагает различие, — возразил Миттермайер. — А любое различие предполагает несовпадение интересов. Хотя бы части интересов. Абсолютно мирный контакт невозможен. Даже если вы говорите со своим зеркальным отражением, что-то все-таки будет отличаться. А потому и понятие «разведка» вполне уместно, не стоит его стесняться.

— Хорошо, — сказал Борислав. — Не буду. Господин адмирал, как вы лично относитесь к контакту?

— Положительно, — сказал Миттермайер. — Мне интересно. И я уверен, что не только мне. У вас есть чему поучиться. Ваша медицина, например, это вообще фантастика. И ваша пространственная техника — тоже. Я уж не говорю о вашем социальном устройстве — хотя вот здесь уже могут быть сложности. Я правильно понимаю, что ваша Земля лишена всяких следов сословного деления?

— Разумеется, — сказал Борислав. — Воспитываются ведь в интернатах, а там никакой разницы. А в Рейхе?..

— В Рейхе мы с этим боремся, но остатки пока есть, — сказал Миттермайер. — И долго будут еще. Я вот и удивляюсь, как вы справились. Общество — это ведь очень инертная махина. Быстро не сдвинуть. А вы — меньше чем за два столетия… Да ведь династия Гольденбаумов царствовала вдвое дольше! Как вы сумели изменить человечество… так быстро?