Александр Уваров - Бардо дождя [СИ]

Он показал большим пальцем себе на горло.

— Играй свою роль! Свою! Не смей стоять рядом со мной на сцене! Не хочу умирать рядом с тобой! Вон, торговец! Вон!

— И то верно, — с радостью согласился Кузьма. — Как говорится, из леса вышел — в лес и уйду. Это, наверное, тебя лес не выпускает, а меня-то пропустит. Чего мне с тобой, припадочным, время терять? В этот…

Он снова взмахнул руками.

— В это самый, в гольф, пора играть!

И, встав решительно, помотал головой, вытряхивая алкогольный туман.

Обойдя замершего посреди комнаты императора, подошёл к двери.

Покашлял, прочищая горло перед глотком дыма.

И, толкнув дверь, переступил через порог.

Кузьма замер на крыльце, поражённый переменами в лесу.

Пламя, окружив поляну непроглядным кольцом, подобралось вплотную к дому.

Ветер кругами обметал поляну, засыпая искрами крышу и стену испуганно вздрагивающего дома.

Сплетённые стены, кружевом закрывавшие стены, пожухли и на глазах удивлённого Кузьмы рассыпались в серый пепел.

Пожар стал хищным.

Он протянул щупальце к ногам Кузьмы и короткой, мгновенной хваткой обнял голень.

И Кузьма, у ужасу своему, почувствовал боль.

Он отпрыгнул назад, ударившись спиной о дверной косяк.

И взвыл, когда посыпавшиеся сверху искры попали ему на голову.

И когда он, подпалённый и всхлипывающий, вернулся в дом, то радостный император, великодушно прощая гостя, воскликнул:

— А и ты не случайно здесь! Ты уж, верно, почётный гость на этом празднике.

И полил его дымящуюся голову остатками фалернского из почти уже доконченной бутыли.

— Проходи, милый, проходи. С возвращением тебя! Ты в первый раз умираешь?

Кузьма разъярённым котом зашипел в ответ.

И, оттолкнув непочтительно императора, отправился спать.

Снился ему подвал. Вода вперемешку с ржавчиной текла из прохудившихся труб.

Во сне он целовался в бродяжкой Никой, дочерью дворника Акима, что с семейством своим обретался в каморке в цокольном этаже.

Нике он обещал подарить серёжки, выменянные им у перекупщиков на рынке в обмен на ионный ускоритель, украденный по случаю с глайдерной площадки в Бутово.

А за серёжки, да ещё и с изумрудами, Ника обещала поднять платье выше колен. А дальше — уж как повезёт…

Ему двенадцать лет от роду.

Во сне он счастлив.

Точно в срок, едва остановился лайнер на жёлтой площадке посадочной полосы, подошёл Базиль к двери ВИП-каюты и осторожно посопел в микрофон интранета.

Потом нажал на панель оповещения и произнёс, по возможности мягко:

— Дорогой шеф, прибыли!

Подумав, добавил:

— В аэропорт Женевы.

Выждал секунд десять.

«Крепко спит…»

— Пора… Я у выхода подожду?

Шеф не отвечал.

Базиль поднёс было к ридеру корпоративную карту, но открыть каюту так и не решился.

«Он хоть и не с дамой, да мало ли что…»

И, завидев в дальнем конце прохода стюардессу, поманил её заговорщицким жестом.

Показал на дверь.

Стюардесса произнесла что-то на тарабарском своём наречии и решительно провела картой доступа по считывателю.

Дверная панель отъехала в сторону.

Базиль осторожно просунул голову в каюту.

И стало дурно ему. Дурно до темноты в глазах и тянущей боли в желудке.

Шеф лежал на ковре, неестественно выгнутой головой упираясь в спинку развёрнутого к иллюминатору кресла. Белой, сырой лепёшкой в полумраке расплывалось лицо, а из синего рта сантиметра на два высунулся распухший язык.

А глаза у шефа были удивлённые.

Прямо детские какие-то глаза!

Пёс очнулся в клетки. В клетке с толстыми стальными прутьями.

Шею давило. Пёс нащупал ошейник. Прочный. Видно, тоже стальной.

Звон.

От ошейника к прутьям тянется цепь. Два звена цепи приварены к ограждению.

Пёс, протянув руку, подёргал цепь.

Прочно приварены! Так что и псиной силы не хватает на отрыв.

А ноги…

Пёс, приподнявшись, повернул голову.

Ноги схвачены кандалами.

Осмотрелся.

Полутьма.

Застенок.

Стены прочно сложены из грубо тёсаных гранитных плит.

Капли воды на камне.

Пропущенные через кольца цепи свисают со стен.

Виден край стола. На краю свалены в беспорядке сплетённые из узких кожаных полосок длинные, скрученные и узлами связанные шнуры. Тускло отсвечивают лезвия ножей.

Металлическая ванночка. Какой-то пыльный и как будто слегка надтреснутый пузырёк, заполненный чем-то чёрным.

Не интересно.

Пёс зевнул.

Почесал живот.

Заёрзав, повернулся на спину.

И замычал удивлённо.

Такого он ещё не видел даже в этом чудесном краю.

С потолка свисали подвешенные гроздьями глаза!

Аккуратно удалённые вместе с тонкими бечёвками нервов и остатками мышц, очищенные от крови, похоже и отмытые, и покрытые чем-то прозрачным и блестящим для лучшей сохранности — во множестве висели глаза, слегка покачиваясь от задувающего в щели сквозняка.

Огонь настенных масляных светильников искорками отражался в них. И казалось, со смешливым выражением смотрит потолок на него.

Не мигая. Бросая задорные огоньки из сотен глаз.

Пёс улыбнулся весёлому потолку. И показал язык.

Потом, зажмурившись, потрогал аккуратно свои глаза.

И заворчал довольно: эти-то были на месте.

Хотел он было немного поспать, но прогнала сон разошедшаяся от неловкого движения тянущая боль в спине.

Так что пришлось, нга бок перевернувшись, в неудобной позе ждать хозяина застенка.

Ждать пришлось долго. Хозяин не спешил.

За время затянувшегося ожидания Пёс раз десять пытался порвать цепь или разорвать кольцо, но из всех усилий его ничего путного не вышло, разве только в добавок ко спине ещё и шея стала болеть и прибавилось множество царапин на пальцах.

Разве только в занятии этом время удалось скоротать.

Наконец, и хозяин пришёл.

Тонкою полоской сквозь дверной проём прошёл свет, заскрипела ржавыми петлями дверь — и в подвал, голову пригнув и факелом освещая себе путь, вошёл тот самый, знакомый уже Псу, пленивший Пса — чёрный.

Звездочёт.

Закрепив древко факела в подставке, подошёл Звездочёт к столу. И долго возился там с неведомым Псу инструментом, похожим на лекарский инвентарь, раскладывая в должном порядке щипцы, захваты, железные ножи и кусочки аккуратно обрезанной марли.

Разложивши всё как следует, подошёл Звездочёт к клетке.

И сказа Псу:

— Я не злой. И боль не люблю. Ни к чему она. Боль унижает. Если нужна чья-то жизнь, так убей, да не тяни. Унижать-то зачем? Ты со мной согласен?

Пёс, помедлив немного, кивнул в ответ.

— Ты умный зверь. Тело монстра, голова псиная, руки-ноги вроде человеческие, да длинные больно. И голенастый ты какой-то! Хорошая добыча…

Пёс зарычал.