Александр Уваров - Бардо дождя [СИ]

Пёс, волчком закрутившись, заметался по краю. Трианглы летели справа и слева, задевая поверхность купола и оставляя на ней глубокие сколы с острыми краями.

Пёс видел, что чёрный загнал его в ловушку. Что из такого положения не подняться уже наверх и не подпрыгнуть, и даже не поднять головы.

Можно лишь перепрыгнуть на соседнее здание.

Благо, что и подходящая стена — недалеко. Хватит на один псиный прыжок.

И Пёс прыгнул.

Но не долетел.

Один из трианглов, тонкого свиста которого Пёс не услышал, вонзился ему между лопаток, пробив толстую кожу и повредив кость.

С жалобным воем полетел Пёс вниз, когтями из последних сил цепляясь за стену и словно кремнем высекая снопы снежных искр.

Увидев близкий уже камень мостовой, Пёс закрыл глаза.

Стало больно. Потом темно. И очень, очень тихо.

Ни единого звука.

«Швейцарский союз мусульман-атеистов приветствует вас в кантоне Женева! Мы обращаемся к уважаемым гостям с просьбой соблюдать установленные законом обычаи и воздержаться от употребления спиртного на время пребывания в Конфедерации.

Напоминаем, что христианские ассоциации кантона Женева, следуя конфедеративному законодательству и нормам исламского либерализма, ограничили продажу содержащих свинину продуктов до одного час в день, с двух до трёх часов пополудни.

Желаем вам счастливого пребывания в кантоне Женева!»

Синий куб объёмно-проекционного экрана начал гаснуть, распадаясь на отдельные радужные полосы, и счастливо улыбающаяся девушка в золотистом никабе и мини-юбке растворилась в полумраке салоне, подобно джиннии из древней сказки.

— На каком это она, Базиль? — спросил Марк помощника. — Не силён я в этих европейских языках!

Базиль слегка пожевал губы, посмотрел на приглушённо светящиеся зеленовато-белые лампы подсветки салона, посмотрел на секретаря Луизу, ответившую ему взглядом недоумённым и отчасти даже испуганным, потом кашлянул негромко и уверенно ответил:

— На итало-арабском, конечно! В Швейцарии на нём и говорят!

— А ещё ретороманский есть, — не преминула заметить Луиза.

Но небывалой эрудицией своей на босса благоприятного впечатления не произвела.

Маркин заскучал и потребовал кофе с коньяком.

— Только просьба — выпить до приземления, — предупредила стюардесса, принеся заказ.

— Отчего ограничения такие? — удивился Марк и начал дуть энергично на край дымящейся чашки.

Стюардесса отчего-то разволновалась, побежала в кабину пилотов.

Снова засветился экран и девушка в никабе повторила своё объявление. На этот раз, на реформированном русском языке.

— Вот оно чего! — заметил Марк. — В самолёте, стало быть, можно?

— Самолёт итальянский, — пояснил Базиль.

— И в нём ещё вино дают, — сказал своё слово и Луиза.

Марк посмотрел на плёночные часы, наклеенные на тыльную сторону правого запястья (по обычаю многих левшей, носил он часы именно на правой стороне).

— Три сорок, — сказал самому себе Марк.

И уточнил у помощника:

— Встреча на сколько назначена?

— Пять ровно, — ответил Базиль. — В галерее…

— Без подробностей! — отрезал Марк.

— А здесь правда золото дешёвое? — заволновалась Луиза. — Меня ваша супруга просила посмотреть… Ведь вы так заняты, а меня она просила!..

Марк зевнул и прошипел:

— Вон из каюты! Оба! До посадки не беспокоить!

И, прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла.

Сотрудники тихо вышли из ВИП-каюты и белая дверная панель закрылась за ними.

До посадки самолёта осталось десять минут.

Пятая по счёту пыльная бутыль появилась на столе.

Воистину, шкафчик был бездонен.

Император захмелел.

— Не боишься меня, стало быть? — с обидой спросил он Кузьму.

Кузьма пожал плечами.

— Чего бояться?

Калигула хлопнул ладонью по столу.

— Но ведь поначалу-то испугался! Побелел даже…

Кузьма усмехнулся так грустно, так только умел.

— Это давно было… Жаль, часов у меня нет, а то бы время засёк да и сказал тебя, как же давно это было. А вот потом посидел я немного…

— В чулане, — напомнил злопамятный император.

— …Да и подумал, — как ни в чём ни бывало продолжал Кузьма, — что бояться резону нет. Может, я тоже уже мёртв давно. Иначе как бы я тут оказался? Я ведь сейчас…

Он сложил ладони лодочкой и сделал широкий замах.

— …Играть должен был. Гольф, игра есть такая. Знаешь?

Император, нахмурившись, долго сидел в молчании. О гольфе он явно ничего не знал, но признаваться в этом ему было стыдно.

— Откуда тут вино такое взялось? — спросил Кузьма, пытаясь вопросом отвлечь императора от тяжких дум.

— Не знаю, — честно признался Калигула. — Само появляется… Я уже привык, что тут многие вещи сами собой появляются, а потом сами же собой исчезают. И ты привыкай, хоть…

Взбодрившись, глянул весело на гостя и даже подмигнул ему.

— …недолго осталось!

— Нас и правда отсюда не выпустят? — упавшим голосом уточнил Кузьма. — Кто?

— Дурак! — разозлился Калигула. — Скорлько раз объяснять — лес! Лес не выпускает! Проклятый лес держит нас как поживу для пса. Не пойму только, отчего и тебя он держит. Хотя…

Лицо Калигулы озарилось внезапной догадкой.

— Может, ты и прав и в своём мире ты мёртв? Ведь по закону богов ты не можешь жить одновременно в двух и более мирах. Только в одном! Стало быть, если в одном мире ты жив, то во всех прочих ты мёртв. Вот я, к примеру, в этом мире жив. А в прочих…

И император, качнувшись на стуле, всхлипнул пьяно.

— А ведь ничего плохого не делал людям! Шутил только… И не знаю я игру твою, не знаю!

— Плохи дела у вас, в Риме! — решительно заявил Кузьма. — Плохи, раз вы не знаете, что такое гольф. Все приличные люди в гольф играют. Меня вот китайцы научили, в прошлом году. Я два раза в Сеул ездил на соревнования в бизнес-лиге.

— Хватит чушь нести! — возмутился император.

И, вскочив, заходил неровным пьяным шагом по домику так энергично, что заскрипели оглушительно иссохшие половицы и закачались картины и трофеи-рога на стенах.

— Слушать тебя не хочу! Пустота одна, бестолковщина… Ты же случаем сюда попал, по ошибке! Пир был на Олимпе, боги напились изрядно — и кинули тебя для развлечения сюда, в этот заброшенный дом. Это я в пылающем лесу брожу много лет, от дома к дому. Это моя земля, и здесь я буду умирать. Меня убивали уже сто сорок шесть раз, если и первое убийство считать. Теперь, видно, в сто сорок седьмой убивать будут. И я снова вернусь во дворец! Там, в новой жизни, в очередной жизни… Мне не страшно, я император-шутник, повелитель и игрок, я бессмертен, а ты…

Он остановился и глянул презрительно на притихшего Кузьму.

— И чего я трачу время на тебя? Отчего перевожу на тебя драгоценное вино, пусть и из бездонных моих кладовых? Ты, жалкий и случайный человек, хочешь умереть вместе с повелителем и избежать тем самым забвения? Нет, глупец, это моя судьба! Моя судьба — быть убитым. А твоя…