Александр Уваров - Бардо дождя [СИ]

— Да ладно! — успокоил его Звездочёт. — Не обижайся. Все мы чья-то добыча. Ты — мои. Меня, может, гимлы завтра добудут. Они, кстати, и за псами охотятся. В этих краях все за псами охотятся. Слух ходит, будто кровь у вас целебная. И ещё что-то про мясо говорят…

Звездочёт усмехнулся криво, печально.

— А я в это не верю. Чепуха, бабьи сплетни! Рана твоя быстро заросла, но меня этим не удивить. Многие здешние твари и сильны, и тело своё от ран быстро восстанавливают, а много ли от этого толку?

И он показал на потолок.

— Вот и весь толк… Научные знания — вот подлинная сила. Наука даёт исцеление, наука истинно продлевает жизнь. Едва ли не до бесконечности! А магия…

Он зашипел протяжно, что, должно быть, означало смех.

— …Даёт успокоение! Здесь, у меня!

Звездочёт отошёл к столу и, промочив жидкостью из пузырька кусок марли, вернулся к клетке.

Погладил прут.

— Боли не будет, зверь. Так, укол небольшой… Спросишь, отчего сразу не убил?

Пёс заурчал заинтересованно.

— Так ведь одиночество замучило! — воскликнул Звездочёт.

И взмахнул руками так, что едва не отбросил смоченную марлю.

— Терзает меня одиночество и постылая моя непонятость миром, холодным и равнодушным к моим творческим усилиям изменить его к лучшему, украсить его и спасти от всепроникающего пепла! Смотри, смотри!

И он, подпрыгнув, кончиком пальцев задел закачавшуюся глазную гроздь.

— Я ведь небо восстанавливаю! Здесь уже лет сорок как нет звёзд. Понимаешь? Один пепел в небе, тучи — и совсем нет звёзд. А у меня — небо! Моё личное небо!

И он понизил голос:

— Только — никому! Ни слова! Особенно — гимлам! Эти прожорливые твари лишь утробой своей живут, какое им дело до неба? Но мы-то с тобой, два романтика, понимаем, насколько важно восстановить небо. Это ведь как восстановление вселенской справедливости, глобальная починка космоса. Так ведь?

Пёс коротко зарычал в ответ.

— Но ведь и тебе нужна справедливость? — заволновался Звездочёт. — Не обманывай меня, ты ведь именно за этим сюда пришёл. Я знаю, зачем ты здесь! Потому мы и встретились, мы не могли не встретиться. Я, испытатель естества и романтик, и ты, романтичный мститель, разве могли бы не встретиться, если бы родство наших натур не привело бы нас друг к другу, не свело бы нас вместе раз и навсегда.

Пёс, изловчившись, резко подался вперёд и, взмахнув лапой, когтями ударил по прутья, выбив из них короткий искристый всплеск.

Звездочёт, сморщившись обиженно, поспешно отошёл на шаг.

И, погрозив разошедшемуся пленнику пальцем, попросил:

— Но ты не говори всё же никому! Здесь ведь и твои звёзды… скоро будут…

Звездочёт извлёк из потайного кармана короткий, знакомый уже Псу дротик и тщательно протёр его кусочком заранее смоченной смертоносным раствором марли.

— Быстро уснёшь, — пообещал Звездочёт. — Потом пара вспышек, и темнота. А там — что боги тебе пошлют. Мне вот этот дом послали. Тебе, должно быть, и получше обитель подарят. Мне твоя будущая участь неведома. Но глаза ты здесь оставишь!

Пёс посмотрел на мучителя спокойно и добро.

Выгнул шею — и завыл.

Протяжно, утробно, срываясь на исходе дыхания в хриплый, низкий рёв.

Звездочёт, улыбаясь, покачал головой.

— Напрасно стараешься, зверь. Я ведь знаю, как цепляются звери за жизнь. И не тсла ловить тебя, если бы не был уверен…

Пёс, набравши воздуха, снова завёл тяжкую свою песнь. Голос усилился, и вой возрос до такой степени, что от звенящей силы его лёгкая дрожь побежала по стенам.

— …что моя сила превыше… Ай! Ай-я! Я-а-га-йа!

Звездочёт, выронив дротик, согнулся, сжав ладонями раскалывающуюся от боли голову.

И на следующей волне ставшего уже невыносимым звериного воя повалился на пол, захрипев:

— Ошибка… Ошибка… Нельзя в доме держать, нельзя! Только на открытом месте… Здесь волны, волны не расходятся! Болван! Болван…

Прутья клетки дрожали. Пёс бился в припадке, разбрызгивая клейкую слюну — и выл, выл беспрестанно.

И к однообразной ноте звериного звука примешивался тревожным фоном шаркающий, нарастающий шум чьих-то близких шагов.

— Гимлы! — завопил мучитель и, будто насекомое, спасающееся от давящего тапка, шустро пополз в самый тёмный угол.

Приговаривая при этом:

— Приманил, приманил… Звёзды, звёзды мои!..

Мощный удар выбил металлический косяк двери.

В подвал с коротким рёвом ввалилось массивное, покрытое жабьи-бугристой, серовато-травяной кожей покрытое существо с короткими мускулистыми лапами и с жабьи же приплюснутой, пучеглазой мордой.

Огромных размеров тварь едва помещалась в застенке, отчего принялась тут же всё крушить, снеся для начала стол со всеми приспособлениями для экзекуций и выбив коротким ударом пару камней из стены.

А вслед за первым тварью из коридора явно намеревалась пролезть вторая.

И крушила стены, расширяя проход. Издавая при этом звуки странные, булькающие и свистящие одновременно, кои Пса отчего-то изрядно развеселили.

— Бы-ы! — сказал Пёс.

— Умга! — ответила ему первая тварь.

И прямиком пошла к нему. Но наступила по дороге на обронённый дротик.

И завыла от боли, запрыгала, проминая кладку пола.

А потом брюхо её покрылось синими точками, и тварь, качнувшись, обрушилась прямо на клетку, тяжестью своей выгнув и выкрутив прутья.

— Умма-гы! — обиженно заявила гимла.

И глаза её погасли, затянувшись серой плёнкой.

— Что ты наделал?! — подал голос из угла Звездочёт. — Жидкости этой цены нет, а теперь вот на гимлу она ушла! Зачем приманил? Теперь конец нам обоим!

С последним Пёс был явно не согласен.

Он так резко дёрнул головой, что заболела повреждённая шея и погнулся не поддававшийся ранее его усилиям ошейник.

И оторвалось крепление.

Пёс просунул голову сквозь выгнутые прутья.

Решил было откусить немного от успокоившейся гимлы, но, завидев точки на её брюхе, судьбу решил не испытывать и не пробовать её плоти.

Пёс, изогнувшись и извернувшись до ломоты в суставах, выбрался из клетки. Схватив свалившийся со стола нож, ударил изо всех сил по кандальной цепи.

— Стой! — завопил Звездочёт.

И, забыв об опасности, выскочил из укрытия.

— Не смей уходить! Глаза!

Теперь мучитель стоял посреди комнаты. В самом центре образованного факельным светом неровного круга. На самом виду у второй гимлы, что успела ударами изрядно расширить пролом.

И теперь тварь, высунув язык, топталась у входа, явно примеривая расстояние до перегородившего ей путь Звездочёта.

— Не смей!

Гимла решительно двинулась вперёд, молотя по воздуху лапами.

Звездочёт, скривившись досадливо, развернулся, выбрасывая одновременно с двух рук целую горсть веером разлетевшихся дротиков, часть из которых метко влетели в живот близящейся гимле.