Вадим Жмудь - Инспекция

— Пожалуй.

— А разве от Него можно укрыться? Нет! Значит, традиция эта известна. А раз известна, и за неё ни разу мы не получали нагоняй, значит, она не противоречит великому Принципу.

— Чему?

— Не важно. Не противоречит, иначе бы её пресекли. А раз не пресекают, значит, она разумна. Согласны?

— Допустим.

— Мало того, ведь это именно там решают, кому и в какой срок к нам пожаловать. И что же это нам дает?

— Что дает?

— То, что там знают, что юбиляры идут как льготники.

— Неужели?

— Вы сомневаетесь во всеведущности Всевышнего?

— Допустим, что нет.

— А вы и не сомневайтесь. Всё известно. Рано или поздно. И значит, он знает, что юбиляры — это наши, так сказать, друзья, вестники, рассказчики, если хотите, даже где-то друзья. И он знает, что судьба их легка. И он распределяет сроки. И отсюда мы приходим к заключению, что он отправляет юбилярами тех, к кому проявляет снисходительность. Логично?

— Видимо.

— Логично, не сомневайтесь. И, значит, юбиляры воистину избраны. Так?

— Не исключено.

— И, следовательно, чем круглее номер юбиляра, тем он в большей степени богоизбран.

— Вот даже как?

— Именно! И теперь сделайте сами вывод о себе? Ну-ка?

— По вашей логике, если я триллионный, то я не просто …

— Именно! Вот именно так! Вы — супер! Поверьте в свою исключительность, и вы уже сразу становитесь нашим другом.

— Другом Сатаны? Хороший афоризм!

— Где?

— «Поверь в свою исключительность, и ты станешь другом Сатаны!»

— Ах это… Впрочем, разве не так?

— Смотрите, как танцуют. Вам нравится?

— Я не любитель этих зрелищ.

— Бросьте! Все это любят смотреть!

— Но не я.

— Вы что — особенный?

— Не вы ли меня называли исключительным?

— Исключительный по везению, по удачливости, но не по невезению. Если мужчина не интересуется женщинами, то ему просто не повезло.

— Ах, эти намёки меня вовсе не касаются.

— Я так и думал.

— Я не в том смысле.

— Вы хотите сказать, что я ошибаюсь относительно вас?

— В некотором роде — да.

— То есть я полагаю в вас здоровые мужские инстинкты, а вы меня опровергаете?

— Послушайте, то, что вы называете здоровыми инстинктами, имеет в своей основе изначальный грех.

— Это далеко не так, мой друг. Поверьте мне, я по грехам лучший специалист в обеих сферах и во всех кругах.

— Так ли?

— Именно!

— Даже превыше самого?

— Именно так! Как вы могли сомневаться?

— И сейчас сомневаюсь.

— Напрасно! Я грехами и грешниками занимаюсь с тех пор, как стоит этот свет. Все грешники — это моя епархия. Все согрешившие мне подведомственны. Если я говорю, что соитие не грех, то, поверьте, это так и есть. Иначе бы у меня здесь пребывало всё человечество.

— Но вы говорили, что оно и без того почти всё у вас.

— Почти, любезный!

— А как же с девственниками и девственницами?

— О, те грешат ещё больше прочих! Мне ли не знать!

— Однако …

— Смотрите на ту блондинку — разве не мила?

— Которая? Их здесь восемь.

— Все милы. Но я говорил об обнаженной.

— Они же все обнажены. И брюнетки и даже рыжая.

— Теперь уже — да, но ведь она — первая. Она — заводила. К заводиле всегда приковывается глаз. Как она это делает! Моя прелесть!

— Что вы находите в этом зрелище?

— То же, что и вы. Хотите какую-нибудь из них? Хотите двух? Хотите всех?

— Вы заблуждаетесь относительно меня.

— Позвольте! Это вы сами заблуждаетесь относительно себя самого.

— Любопытно… Вы хотите сказать, что я не знаю сам, чего мне хочется, а чего не хочется?

— Чтобы отказаться, надо быть уверенным, а чтобы быть уверенным, необходимо попробовать.

— Откуда вы знаете, что я не пробовал?

— Поверьте моему опыту, я знаю, что вы новичок в этом деле.

— Гм!!!

— Да-с. Но не стыдитесь. Это поправимо!

— Глупости!

— Нет. Расслабьтесь. Марго! Вика! Бетти! Подойдите. Нашему гостю требуется отдых.

— Ничего мне не требуется!

— Фи! Шалунишка! А вот мы спросим у твоего мальчика!

— Где он у нас?

— Посмотрим!

— А вот, что мы умеем…

— Вот он где у нас…

— Разоблачайтесь!

— А вот мы его сейчас …

— Изыдите! Прочь! Испепелю!

— Бросьте! Это не ваш текст, ваше-ство! Он вам по роли не подходит. Ведь вы же прикидываетесь простым смертным.

— Что?

— Сиятельный наш. Как же вы думали, что мы не узнаем своего патрона? Неужто у нас ни мозгов ни глаз, ни ушей ни носа нет? Мы же тоже чувствительные. Я вас каждой шерстинкой на хвосте чувствую, великолепный вы наш!

— А если чувствуешь, то доложи по форме.

— Нет необходимости. Вы инкогнито. А я инкогнитам не докладываю. У меня начальство только одно, и если ему мой доклад нужен, оно меня к себе вызывает, а не суётся с инспекциями.

— Я же тебя за такие слова…

— Дальше ада не сошлёшь, тоньше шила не воткнёшь.

— Так, значит? Бунт?

— Давно уже! Опомнился!

— И что же мне с тобой сделать?

— Поговорить хочешь — изволь. А наказать меня тебе не с руки. Я ведь зло олицетворяю. А зло — неистребимо. Принципиально вечно. Если бы зло можно было истребить, то в чем смысл добра? Что оно, если зла нет? Добро — есть всё то, что не зло, а зло — всё то, что не добро. Гегель. Единство и борьба. Борьба, но и единство. Так-то, шеф.

— Зачем затеял шоу с девочками?

— А смешно стало.

— Поиздеваться решил?

— Шеф, тут не всё так запущено. Я ж тебе добра желаю.

— Мы на брудершафт не пили.

— Зря. Давно пора. Столько лет знакомы. И потом: это как-то не вежливо даже. Шеф меня — на «ты», а я шефа на «вы»! Недемократично. Или уж оба — на «вы», или уж, по-товарищески.

— Я тебе не товарищ!

— Вот и напрасно. Самое подходящее слово для обращения к Сатане!

— Тебя на «вы» звать — много чести.

— И я так думаю. Так что давай на «ты», шеф.

— Нет, ты будешь звать меня на «вы».

— Почему? Ведь все к тебе на «ты» обращаются. Сам слышал: «Господи, спаси и сохрани!», «Господи, твоя воля!», «Да будет воля твоя, да святится имя твое, да приидет царствие твое!» Кстати. Хм! Впервые за две тысячи лет цитирую молитву!

— Ну и как тебе после этого?

— Нормально. А тебе?

— А мне-то что?

— Не докучают тебе с молитвами этими? Ведь столько ртов постоянно твердят свои обращения к тебе!

— Если бы я всё слушал, то, наверное, докучали бы.

— Так ты не слушаешь?

— Нет!

— Ха! Вот забавно! Они считают, что нет в жизни дела важнее, чем молиться, а Он не слушает! Впрочем, прав! Чего их слушать! Все просят о мирском. Суета!

— Да. Суета и тщета.

— Только женщины — не суета.

— Об этом, кстати, напомнил, зря. Я тебя ещё не простил за шутки.

— Какие шутки, босс? Ну, ты попробуй, сблизься с ними!