Вадим Жмудь - Инспекция

— Вы нашли очень точное сравнение.

— Вы хотите сказать, что Всевышнему понадобилась острая боль, чтобы легче терпеть тупую боль? Он испытывает боль? За людей?

— За детей своих, не забывайте.

— За всех детей он принес в жертву своего сына?

— За детей своих он наказал себя, так будет точнее.

— И это дало ему право судить их?

— Нет, после этого он стул более терпим. Наблюдая за теми, кто дан тебе под опеку, не всегда становишься добрее. Порой начинаешь гневаться. Особенно, когда видишь в них отражение собственных недостатков. И тогда появляется желание наказать. А возможностей для этого очень много. Но хочется научиться прощать. А для этого надо перестрадать.

— Я вас не узнаю, Михаил!

— Я увлекся.

— Нет, продолжайте, вы никогда не открывались мне с этой стороны.

— А кто когда открывается до конца? Все таят в себе самое лучшее, а открывают худшее. Так уж повелось.

— Но тогда … Значит, что абсолютно плохих людей не бывает?

— Разве те, среди которых вы сейчас находитесь, вызывают у вас только отвращение?

— Нет, разумеется, нет!

— Вот видите!

— И всё же… Разве нельзя было избежать Его гибели. Я имею в виду…

— Да, я понимаю. Нельзя. Вход сюда был закрыт для живых. Следовало войти сюда и вывести души невинных. Для этого Ему пришлось погибнуть. Части Его. На время.

— Части?

— Принято называть эту часть сыном.

— Нельзя. Вы сказали — нельзя. Значит, есть ограничения, законы и для Него?

— Есть.

— Кто же их установил.

— Это не важно. Они есть.

— Их много?

— Достаточно. Основной закон — время.

— Да? Об этом я не думал.

— Он не может двигаться во времени. Даже он.

— А я слышал о том, что даже люди скоро научатся этому.

— От кого? От фантазеров-писателей?

— Не только. И от ученых.

— Они не более ученые, чем Джонатан Свифт. Впрочем, у Свифта встречаются кое-какие занятные истины.

— Я имею в виду физиков.

— Шут Альберт.

— Что?

— Альберт их водил за нос. Не верьте. Если бы были способы… Занятно! Но их нет. Время сильнее. Сильнее всех.

— Кто ещё?

— Вы назвали Время словом «кто»?

— Конечно! Раз уж оно такое всесильное, будем считать его одушевлённым!

— Вы кое в чем правы!

— Это шутка.

— Содержащая правду… Так кто же ещё, вы говорите? Вы хотите это знать?

— Неужели это можно узнать?

— Да, разумеется.

— Кто?

— Причинность.

— Что это?

— Кто это! Мы же договорились? Это — необходимость того, чтобы всё имело свою причину.

— И следствие?

— Не обязательно. Всякое событие есть следствие иных. Но не всё, что происходит, является причиной чего-то и должно иметь последствия.

— Интересно! А наш разговор будет иметь следствия?

— Да. Конечно. И самые значительные…

— Михаил, я вот подумал…

— Да?

— Раз Ирод и Пилат — здесь, то почему тут нет представителей других религий?

— Им — своё.

— Но среди них есть много изрядных врагов христианству. Взять, хотя бы, Чингисхана?

— Он по другому ведомству.

— Значит, можно быть врагом одного бога, и угодить другому, а после попасть в рай по той религии? Разве бог не един? Но ведь если так, что христианство — ложная религия! Тогда каким образом мы — тут?

— Хороший вопрос. Скажу тебе так: бог не один, но он — един.

— Знакомая песня! И ты туда же! Значит, он одинаково опекает и мусульманских праведников и христианских, не смотря на то, что каждый из кожи лезет, доказывая, что только его бог — существует и един, а все остальные — ложные?

— Допустим, что он предстает перед каждым в другом виде? Или даже точнее скажу: каждый видит его таким, каким способен увидеть. Поэтому они видят разных богов, но он един.

— А если он един, то почему рай не един, и ад не един?

— Земля едина?

— Да.

— Значит ли это, что в Африке то же, что и в Австралии?

— Нет!

— Понял ли ты?

— Нет! При чем тут Земля? Там география, а тут что?

— Тоже география.

— Разное место?

— И место, и время, и причинная связь.

— Но время — сильнее бога?

— Не сильнее, но оно — всевластное. Можно замедлить его ощущение для кого-то, или ускорить. Это относится к власти над душой. Но нельзя его замедлить или ускорить для всего мира. И нельзя двигаться в обратном направлении по нему. Оно не пускает. Оно сопротивляется. Пружинит. Выталкивает.

— Ты так говоришь, будто ты пробовал?

— Я? Конечно!

— Михаил?

— Ах, впрочем, я забылся. Нет, конечно! Михаил не пробовал… Что может смертный? Что может Михаил? Многое осмыслить он может, но что он может сделать? Как счастлив тот, от кого ничего не зависит! Сидишь, как в карете… Тебя везут… А ты думаешь. Должно быть, это приятно. И спокойно. И уверенность есть. В судьбе. В будущем. О тебе позаботятся.

— Михаил? Ты о чем?

— Так, впрочем. Пустое. Я скажу тебе, Бенедикт: мыслители важнее царей. Писатели более велики, чем полководцы. Строители лучше тех, кто взрывает. Создатели ценней разрушителей. Ты понял? Их редко называют великими, но они — великие. А разрушители, они, конечно, вошли в историю. В человеческую историю. Но они в забвении по высшему суду. Ими занимаются самые мелкие чиновники. Их судьба поэтому беспорядочна после смерти. Правда, иногда приходит шальная мысль разыскать, поинтересоваться. Вот оно как происходит. А создатели, они, знаешь ли, Бенедикт, все на учёте. О них заботятся. Вот и ты, Бенедикт. Ты считаешь себя наказанным, а ты находишься для наблюдения и осмысления в месте, где только и можно думать и осмыслять. В иных местах всех всё серо и разум теряет свою остроту. Дерево со вкусным запахом, а под ним сидят люди с блаженными лицами. Психушка. Эдем. Только тут. Философы на свободе, предоставленные самим себе в кругах ада. Запомни, Бенедикт: только в аду философы не портятся. Ты хотел бы быть в раю?

— Видимо да…

— Берегись, Бенедикт! Это для тебя, как безводная пустыня для рыбы. Спиноза в раю перестанет быть Спинозой. Берегись, опасайся рая, Бенедикт. Преисподняя для того и нужна, чтобы было, где содержать души философов и мыслителей. Но они там не страдают, а наблюдают и размышляют. Страдают лишь те, кто заслужил.

— Это справедливо?

— Не пытайся понять справедливость законами человеческими, но создавай законы новые для нового бытия.

— И всё же. Почему закон «Подставь другую щёку» Бог не применяет к себе? Почему правилом «Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой» Бог сам не выполняет? Почему для него не действуют заповедь «Не убий»? Не надо, я сам скажу: потому что он вне закона. Он вне нравственности и морали. Значит, ему чужда мораль.

— Интересно! Продолжай!

— Ведь невозможно представить, что Он страдает, но, тем не менее, убивает! Что Он простил, но наказывает! Что Он не хотел бы быть судимым за свои поступки, но сам судит! Всё это означало бы, что Он действует против своей воли. Какой же был бы он Бог, если постоянно делает то, что ему противно? Так?