Вадим Жмудь - Инспекция

— Допустим.

— Значит, так! Стало быть, Он делает то, что ему не противно. Я не говорю, что ему это приятно, хотя и этому не следовало бы удивляться. Ведь Бог вполне может делать только то, что ему приятно! Сказал «Да будет свет» — получилось. Сказал: «Да будет свет и тьма, и да сменяют они друг друга» — получилось! Сказал: «Да будет твердь земная» — опять получилось. И возрадовался Он. И сказал Бог, что это — хорошо! Так?

— Так.

— А если так, то… Тогда… Сказал Бог: «Да будет Ирод! Да будет Нерон! Да будет Аттила. Да будет Гитлер!» и они появились. И сказал Господь, что это — хорошо. Так?

— …

— Почему ты молчишь? Я спрашиваю: так?

— Послушай, Бенедикт… Я понимаю, это трудно представить. Но ведь и у хорошего хозяина в шкафу порой заводится моль.

— Значит, Бог не всевидящ? Так он — тугодум и засоня, стало быть! Сколько надо дремать на своем облаке, чтобы не заметить ужасов, которые творятся на протяжении сотен и тысяч лет? Давай-ка, разберёмся, чем уж так плохи были Содом и Гоморра, что потребовалось их сжечь? Разве могли все поголовно жители этих городов так сильно прогневать Создателя? Неужели и младенцы были виноваты в грехах? Ведь и они не были пощажены? Или я не должен верить библии?

— Быть может, эти книга преувеличивает? Ты не думал об этом? Вот ведь и Ирод не убивал никаких младенцев. Бывает, что у хозяйки на плите молоко убегает. Вот так и Везувий может убежать. Помпеи так жалко… Атлантиду тоже. Здесь не было умысла.

— Михаил, твои попытки выдумать оправдания Богу очень трогательны, но я бы хотел задать эти вопросы Ему самому. Полагаю, он не стал бы прятаться за аргументом бессилия. Что же это за Бог, который смог создать землю и не смог утихомирить вулканы? Смог создать людей и не смог привить им основ морали. Если ему было необходимо, чтобы люди не убивали, он мог создать их таковыми, чтобы они не могли, не хотели убивать. Ведь не убивают же друг друга хомячки. А кроты — убивают. Крысы могут убить себе подобных при иных обстоятельствах, а белки — нет. Пчела не убьёт себе подобную, а самка паука съедает собственного мужа. Разве к ним применяются законы морали и наказания? Они такими созданы! Осёл не охотится на других животных. А лев охотится. Свинья съест то, что ей дали, а кошка будет долго разбираться в предложенной пище. Если человек способен на убийство, предательство, подлость, измену, значит, его таким создали. Значит, кому-то было нужно, чтобы он грешил, чтобы было, кем заполнять преисподнюю. Если бы не надо было, чтобы Адам пробовал плод от древа познания, то не надо было создавать этого древа, или надо было огородить его стеной и напустить туда злых собак. И до сих пор всё шло бы как по маслу. Я не обвиняю, Михаил, пойми! Я стараюсь осознать идею.

— И к чему же ты пришел?

— Остается только две возможности: либо человек был задуман подлым, и ему было интересно, как люди, подлые по своей натуре, придут постепенно к пониманию того, что есть подлость. В этом случае мы заключаем, что он поставил длительный и жестокий эксперимент. Будучи и без того всемогущим, он осуществляет жестокие опыты над своими созданиями, видимо, чтобы пополнить знания, во что верится слабо, либо, просто чтобы поразвлечься, что уже больше походит на правду.

— Так… И какова же вторая возможность?

— Она ещё хуже. Вторая возможная причина, почему люди подлы по своей натуре, состоит в том, что «он создал их по образу своему и подобию своему». И им передались его жестокость, жадность, завистливость, трусость, чванство, самовлюбленность. Поэтому они убивают, грабят, насилуют, воруют, изменяют и предают.

— И к какой версии ты склоняешься?

— К первой.

— Почему?

— Потому что я скорее поверю, что события и характеры человека задуманы, запланированы и изобретены, чем в то, что люди похожи на бога.

— Почему?

— Во-первых, потому что люди не создают себе других маленьких миров, чтобы поразвлечься, наблюдая их.

— А как же аквариумы?

— Это не совсем то. Рыбки не созданы людьми и не судимы ими. Но главное не это, а второй аргумент.

— Какой?

— Михаил, ты должен сам догадаться!

— Нет.

— Должен.

— Погоди. Я не хочу читать твою душу, но я … Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты не понимаешь? Какое качество имеется у людей и не имеется у Бога?

— Какое же?

— Какое? Ты не догадываешься?

— Это забавно! Неужели такое качество есть?

— Я начинаю думать, что ты — не Михаил. Я тебя не узнаю. Тебе трудно ответить на такой простой вопрос!

— Я просто сегодня разволновался. Утомился. Отвлекся. Ладно, говори.

— Ну, конечно же, любовь!

— Любовь? То говоришь, что любовь отличает людей от Бога? Как же это так? Ты полагаешь, что Бог не умеет любить?

— Я не предполагаю это, я это утверждаю.

— На каких же основаниях?

— Очень просто. Любить можно существо, которое считаешь хоть в чем-то выше себя.

— А любовь к детям?

— Я не говорю про любовь к детям. Я говорю про сексуальную любовь.

— Разве имеется принципиальная разница?

— Ты смеёшься надо мной! Юморист. Можно любить детей, родителей, котят или щенят… Это не то же самое. Это — симпатия, это — покровительство, забота, привязанность, благодарность, и многое другое, но не любовь. Все эти существа имеют право на часть твоей души в силу того, что вас связывает отношение заботы или помощи, умиления или благодарности. Это — любовь по долгу или привязанность по выбору.

— Эти столь разные вещи ты объединяешь, а одну из них так сильно выделяешь? Почему?

— Потому что это отношения по страсти, по внутренней потребности. Их не выбирают. Им подчиняются. Без видимой необходимости. Это — страсть на грани всех других страстей. На острие всех эмоций.

— И почему же ты полагаешь, что Богу это не доступно?

— Потому что он един. Это Зевс мог бы влюбиться! И делал это регулярно, если верить мифам. А Бог, единый и сущий во всем, создатель всего сущего — во что ему можно влюбиться? Это был бы какой-то фетишизм! Всё для него — творенье рук его. Всё ему подчиняется. Всё в его власти. А это означает, что серьёзных проблем у него нет. Он играется. Его эмоциональная и нравственная зрелость соответствует существу, не ведающему запретов и имеющему всё, что пожелается? Это — уровень трехлетнего ребенка. Потому что уже пятилетнему не всё дают, что попросит. У пятилетнего ребенка могут быть запретные желания, у Бога — нет. Пятилетний может мечтать, а Бог — нет. Он способен только желать и получать.

— Экий вы, Бенедикт! … Даже обидно! За Бога.

— А вы не переживайте, Михаил. Ему не понять, чего он лишен. Как слепой не может знать, чем он обделён природой, так и, извините, Бог. Обделён. Инвалид. Неполноценный. Поэтому его надо жалеть, прощать и не осуждать.