Бернард Маламуд - Милость Господа Бога

Они играли в пятнашки и в прятки, но Бузу особенно нравилось играть в «орешки», которые Коун учил его загонять в лузы. Ему это давалось с большим трудом и, как правило, Коун давал ему фору, чтобы тот выиграл и не потерял вкуса к игре. Однако, как выяснилось, Бузу нравился сам процесс игры; а выигрыш и проигрыш были ему абсолютно безразличны. За едой шимпанзе громко чавкал и похрюкивал, иногда даже приплясывал, а если Коун его, шутя, «заводил», отвечал ему тем же, причем Коун, в тон игре, беспомощно посмеивался, показывая Бузу, что его шутки достигают цели. Он часто задумывался над тем, какой славный приятель мог бы получиться из Буза, если бы он научился говорить. С наступление весны, защитив голову от солнца старой армейской фуражкой, Коун принялся ворочать камни и сухие пни, чтобы отвести в сторону ручей и оросить рисовое поле. О том, как это делается, он прочел в однотомной энциклопедии. Рассаду он вырастил у себя в пещере. Четыре месяца спустя он собрал урожай и снова посеял. Итак, пока он может рассчитывать на Божественное расположение, рисом он обеспечен. Временами он даже забавлялся мыслью о бессмертии.

Кроме того он посеял бататы и бобы, семена которых собрал и сохранил с прошлого года. Жаль, что нигде на острове не удалось найти следов салата и помидоров. Буз, заодно с другими дарами природы, иногда приносил ему какое-то подобие листьев салата, но Коун их вкуса не оценил.

Иногда Буз помогал ему в огороде. Сажать растения он не мог: обезьяньи пальцы оказались мало приспособленными для такой работы. Он брал горсть бобов и после неудачной попытки затолкать их в ямку один совал в рот, а остальные отбрасывал в сторону. Тогда Коун решил, что от него будет больше проку при уборке урожая.

Зато он прилично овладел некоторыми инструментами, в частности своим любимым ключом для открывания консервов. Пыхтя и посапывая, Буз втыкал конец ключа в жестяную банку и прилежно вертел его, пока не запускал под крышку пальцы. Он научился также нарезать фрукты ножом и довольно хорошо орудовал молотком. Если нужно было забить гвоздь, Коун намечал место и одним ударом фиксировал его, а шимпанзе прилежно трудился и заканчивал работу.

Коун тоже кое-чему выучился. При помощи перочинного ножа и стамески он вырезал из дерева чашки, тарелки и горшки, украшая их изображениями цветов и растений. Из волокон кактуса он изготовил нити, которыми чинил порванную одежду. Он собирал и полировал всевозможные камни.

Из старого пальто доктора Бюндера он соорудил Бузу гамак и пристроил его между двумя деревцами. Буз с наслаждением раскачивался, пока не заснул. Ему это понравилось, и он часто, лежа в гамаке, принимал солнечные ванны.

Если Он собирается убить меня, зачем Он дал мне Буза?

Однажды Коун сказал Бузу, что их остров похож на бутылку с отбитым дном. Шимпанзе завертел головой, изображая несогласие, а затем очистил банан и показал Коуну, как он себе представляет форму острова.

— Возможно, — согласился Коун, — но, на мой взгляд, он больше похож на бутылку.

— Нет, на банан, — настаивал Буз.

Коун прихватил с «Ребекки Кью» несколько попорченных водой тетрадей доктора Бюндера. Ему не без труда удалось извлечь из неразборчивых записей несколько знаков, которыми доктор обменивался со своим подопечным. По мере расшифровки Коун опробовал их на своем приятеле.

Однажды он сидел в кресле-качалке с Бузом на коленях и мысленно комбинировал знаки. Потом он нерешительно изобразил: «Мы, то есть я и ты, одни во всем мире. Понял?»

Шимпанзе ответил знаками: «Буз хочет есть».

Коун просигнализировал: «Мне одиноко. Тебе тоже?»

Буз ответил: «Что значит „одиноко“?»

Коун увлекся возможностью диалога и стал объяснять значение слов «грустный», «несчастный», «подавленный».

Тот показал: «Поиграй с Бузом».

Коун заговорил громко и нетерпеливо:

— Я хочу сказать, что наше положение действует мне на нервы, что мы одиноки на этом острове и не можем в полной мере общаться. Кое-что мы может сообщить друг другу, но это никак нельзя назвать обратной связью. Речь идет отнюдь не об экзистенциальном одиночестве — я думаю, это ясно как само собой разумеющееся, — а о внутреннем восприятии преимущественно субъективного существования, включая понятие взаимосвязи жизни и смерти. Надеюсь, я ясно выразился. Я касаюсь, преимущественно, понятия «одиночества», происходящего от недостатка партнерства и четкого чувства контакта с сообществом себе подобных. Буз, ты все понял?

«Хочу фруктового сока», — прожестикулировал Буз.

— Нет, ты сперва ответь на мой вопрос.

Шимпанзе широко зевнул, показав ему свой розовый рот, симпатичный язычок и два ряда безукоризненных зубов. Потом он попытался схватить губами его левый сосок.

Коун смахнул его с колен.

Буз укусил его за лодыжку.

Коун вскрикнул, от волнения у него пошла носом кровь. Буз испугался, отскочил в сторону и помчался в лес.

Два дня его не было, и Коун уже начал беспокоиться, но на третий день Буз вернулся и подошел к нему с виноватым видом. Коун тут же ему простил.

Чувство одиночества было особенно острым по вечерам, когда они сидели у костра и Буз с интересом наблюдал за тем, как по стене пещеры прыгала тень, отбрасываемая Коуном и его качалкой. Однажды Буз показал на тень и что-то вопросительно протараторил.

«Это тень», — постарался знаками объяснить Коун. Сложив ладони, он вызвал на стене тень лающей собаки.

Буз внимательно посмотрел на изображение и выразил восторг, смешанный с удивлением.

Когда ночи потеплели настолько, что отпала надобность в костре, Коун стал читать при керосиновой лампе. Он читал быстро, так как запас керосина кончался. Если в пещере становилось душно, он перебирался в хижину. Свет лампы не собирал туч комаров и москитов. Если бы он мог, он бы охотно изобрел комара.

— Тишина давит мне на уши.

Буз понял и пронзительно крикнул.

Коун поблагодарил его.

Как-то вечером он решил почитать Бузу вслух, хотя, к сожалению, ничего подходящего для такого возраста в его библиотеке не нашлось. Ему показалось, что Буз понял больше, чем хотел показать. Тогда он остановился на текстах Шекспира, чтобы приучить шимпанзе к звукам правильной английской речи. Возможно, у него появится желание заговорить.

Он решил, что «Венецианский купец» лучше всего подойдет для этой цели. Бузу стало скучно, и он зевнул. Он посмотрел на картинку, хотел потрогать пальцами, но Коун не разрешил, и Буз отошел в сторону.

Тогда Коун заменил Шекспира Книгой Бытия и прочел историю о том, как Бог сотворил мир за шесть дней. Когда он сообщил о том, что на седьмой день Бог отдыхал от трудов, Буз истово перекрестился. Коун решил, что ему показалось. Случайный жест? Он снова перечитал тот же текст и шимпанзе опять перекрестился. Похоже на то, что доктор Бюндер крестил его. Но если один из них иудей, а другой — христианин, подумал он, рая на острове не получится.