Бернард Маламуд - Милость Господа Бога

Коун поднялся и осторожно подошел. Богатырь — фунтов пятьсот, не меньше. Длинные, могучие… руки. Опущенный взгляд.

Горилла тоже встала и несмело протянула ему руку. Но Буз, который внимательно наблюдал за сценой, подбежал и стал между ними. Рукопожатие не состоялось.

Коун безуспешно пытался удержать Буза, который что-то быстро и, как видно, насмешливо говорил. При этом шимпанзе нападал, а горилла осторожно отодвигала его от себя длинной рукой. Наконец она что-то проворчала в сторону Буза и на четвереньках побежала к лесу, а потом влезла на ветку акации и спокойно посмотрела на них обоих.

«Ведет себя вполне по-джентльменски!» — подумал Коун.

— Послушай, — обратился он к горилле. — Если ты не обиделся, то я тебе кое-что скажу. Я бы хотел называть тебя Джорджем. Дело в том, что так звали моего тестя, отца моей покойной жены. Он был дантистом очень высокой квалификации, и у него был изумительный характер. Часто он совершенно бесплатно лечил людям зубы.

Он объяснил горилле, что их только трое на всем белом свете и что нужно держаться вместе и помогать друг другу.

Джордж всем своим видом выразил что-то похожее на согласие, но Буз захлопал ладонями по голове и насмешливо затараторил.

Однажды, проснувшись рано утром, Коун взял ножницы и, просунув их между планками клетки, перерезал на спящем Бузе шейную повязку.

Он ожидал увидеть открытую рану, но там был только шрам, и возле адамова яблока торчали две металлические проволочки.

Буз проснулся, обнаружил, что его любимая повязка у Коуна в руках, и ужасно перепугался.

— Фу, какую грязь ты носишь на шее. Я это выстираю, — сказал Коун и бросил повязку в грязное белье.

Перед завтраком он предложил шимпанзе поиграть в щекотки — одна из любимых забав Буза. Играя, он незаметно соединил у него под горлом концы проволочек. У Буза внутри заклокотало, шимпанзе нервно засмеялся и вопросительно посмотрел на Коуна. Потом он прокашлялся, в горле у него щелкнули какие-то металлические детали, от чего он испуганно вздрогнул, и вдруг заговорил:

— Фонтостически! Я слошо, как я говоро — буль-буль.

От радости он спрыгнул со стула, захлопал в ладоши, гордо выпятил грудь и заколотил по ней руками, потом с громким воплем вылетел из пещеры, мигом взобрался на пальму, отломал ветку, сбросил ее на землю, спрыгнул сам и, волоча ветку за собой, с разбойным гиком помчался вверх по склону.

— Фонтостически! Я моку коворить! — буль-буль.

Коун тоже раскраснелся от волнения, не веря внезапной удаче и тому, что после стольких месяцев слышит человекоподобную речь.

— Это действительно чудо, но объясни, что означает это твое «буль-буль»?

— Это говорю не я. Это проволошки. В конце каштой фрасы они делают «буль-буль». У меня ишкуштвенные холосовые свяшки — буль-буль.

Голос был металлический, как будто говорил глухой, который никогда прежде не слышал самого себя. Язык ему больше мешал, чем помогал. Сама его речь несколько напоминала манеру доктора Бюндера. Правда, он ужасно путал некоторые звуки, но именно путал, а не затруднялся в произношении. Коун загорелся большими ожиданиями.

— Откуда ты знаешь, что такое фраза?

— Я понимаю и говорю слова, которые слышал раньше — буль-буль. Я помню то, что ты мне говорил — буль-буль. И то, чему меня научил доктор Бюндер — буль-буль. Например, я могу скасать молитву — буль-буль.

— Как же он тебя научил?

— На языке знаков — буль-буль. Но в моей голове остались и слова — буль-буль.

— Он сам сделал тебе операцию?

— Мошно пыло и пес операсии — буль-буль. Если пы он немношко потоштал — буль-буль. Я ужше нашинал немношко ховорить — буль-буль. Отними хупами — буль-буль. Но он нишего не понимал и стелал операсию — буль-буль.

— Но ведь у тебя не было такого горла, как у людей.

— Жифотные тоше хофорят мешту сопой — буль-буль.

Он не то чтобы путал звуки, а, скорее всего, копировал немецкий акцент Бюндера.

— Я думаю, ты понемношку тоже научишься понимать нас — буль-буль. Если ты можешь общаться с атним шивотным, пашиму бы тебе не наушиться расхаваривать с друхими? — буль-буль.

Коун сказал, что это вполне логично.

— Поверить в свою способность непросто, но я постараюсь. Я хочу поверить. Судя по тому, что тебе это удалось… Твой опыт содержит в себе элементы эволюционного развития. Это реальность. В это можно поверить. Мне представляется великолепная возможность проникнуть в природу коммуникации и развития речи у человека. Я надеюсь таким образом сделать неоценимый вклад в семантику, и очень жаль, что кроме тебя и, может быть, еще Джорджа, никто этого не оценит.

— А Иисус из Насарета? — заметил Буз.

— Может быть, Он, — согласился Коун.

Буз возразил, что не «может быть», а точно.

Коун был потрясен внезапно увиденным чудом. Этот ненормальный Бюндер оказался великим ученым, а Буз — благослови его Бог! — гениальным шимпанзе.

«Теперь до конца жизни я обеспечен умным приятелем и собеседником», — подумал Коун и носовым платочком смахнул со щеки слезу.

Шимпанзе, глядя на то, как Коун это делает, тоже попытался выдавить у себя слезу, но у него ничего не вышло.

Коун посоветовал ему не переживать и пообещал научить его и этому и многому другому.

— Ты хочешь, чтобы я называл тебя господином? — буль-буль.

— Называй меня сокращенным именем Кел, а если хочешь — папой.

— Я буду называть тебя — пап. Буль-буль.

Коун плоскогубцами покрепче закрутил концы проволочек и «буль-буль» прекратилось, хотя шимпанзе заметил, что это ничуть не мешало ему высказывать свои мысли. Постепенно он почти избавился от бюндеровского акцента и научился произносить правильно большую часть звуков.

Коун сказал, что он отличный парень, они обнялись и расцеловались.

Они начали систематически заниматься языком, причем Коун читал Бузу избранные места из «Оксфордского словаря». Однажды, правда, шимпанзе вызвался для ускорения обучения и быстрейшего расширения лексического запаса ежедневно съедать несколько страниц, но Коун решительно заявил, что это в корне противоречило бы всем методикам.

Успехи Буза были потрясающими. Если он не знал значения слова, он обычно пытался догадаться, а если не удавалось, спрашивал. Однажды он очень глубокомысленно сделал такое заключение: «То, что мы не говорим, тоже кое-что значит». Коун сказал, что согласен.

Как-то Буз спросил:

— А кто выдумал язык?

— Человек. Благодаря языку он возвысился над животным.

— Если он так возвысился, то где он сейчас?

— Он здесь, перед тобой, — сказал Коун.

— Я хотел сказать: где род человеческий?

Коун подумал: «Не исключено, что язык сотворен Богом».

— Со слова начался мир. Никто и не знал бы о монотеистическом Боге, если бы Он об этом не заявил.