Бернард Маламуд - Милость Господа Бога

В такие тусклые дождливые дни Коун частенько прикручивал фитиль керосиновой лампы и заводил патефон. Джордж, не обращая внимания на ливень, сидел под акацией. С его шерсти на землю стекали холодные ручьи, но он не шевелился и слушал, опустив голову на грудь, а из пещеры доносилось вибрирующее блеяние старого кантора.

Буз ревниво наблюдал за ним, подглядывая сквозь побеги плюща, прикрывавшие вход, а стоило Джорджу приблизиться к пещере, как в него немедленно летели камни, ложки — все, что попадалось под руку. Несмотря на неудовольствие Коуна, он бросал чашки и образчики коуновской деревянной скульптуры.

Однажды Коун встретился с Джорджем в лесу и принялся извиняться за нетактичное поведение Буза. Он высказал предположение, что со временем Буз привыкнет к Джорджу. Дело в том, что страх Буза объясняется тем, что доктор Бюндер отнял его у матери для проведения своего научного эксперимента, когда тот был еще совсем младенцем. Джордж почесал подбородок, отвернулся и ушел в чащу. Это был единственный случай прямого контакта между ними, но Коун надежды не потерял.

Присутствие Джорджа не всегла было приятным. Он питался травами, корнями, молодыми ростками бамбука, а на десерт любил побаловаться фруктами с коуновской плантации, причем, будучи гурманом, срывал и выбрасывал массу незрелых плодов, прежде чем добирался до того, который был ему по вкусу. Коун не мог позволить себе такие убытки.

Но ему жаль было гориллу. Как никак, горилла — полигамное животное, а бедняге Джорджу даже в гости сходить не к кому. Он одиноко бродил по лесу, и часто можно было слышать, как он пробирается сквозь заросли. Встречаясь с ним на поляне, Коун все время порывался пригласить его на огонек и угостить чем-нибудь вкусным из того, что они с Бузом научились готовить. Он пробовал объясняться знаками, показывая, что непрочь поделиться порцией фруктового салата и чашкой доброго бананового пива, но Джордж только грустно на него смотрел и издавал печальный стон, который, возможно, означал, что он и сам весьма сожалеет, но, знаете ли…

Коун попытался идти за ним следом, но Джордж недовольно вскрикнул, и Коун немедленно оставил это намерение. Однажды он все же решил настоять на своем. Тогда Джордж обернулся, выпрямился и пошел ему навстречу. Коун вспомнил, что рекомендовал делать в таких случаях доктор Бюндер в своей книге об обезьянах, и опустил глаза. Джордж подошел вплотную, шумно обнюхал его и, скорее всего, не удовлетворившись результатами обследования, спокойно удалился.

Но всякий раз, когда пел кантор, Джордж неизменно появлялся и усаживался под акацией. Шимпанзе, которому вначале пение как будто понравилось, в последнее время стал испытывать отвращение к музыке и затыкал уши, прося прекратить. А Джордж, напротив, все больше воспламенялся. Слыша кадиш, он вставал во весь рост и начинал колотить кулаками по груди, как по барабану. Буз не выдерживал, забивался в угол и прятал голову в грязное белье.

Джордж любил также сидеть поблизости, когда Коун рассказывал что-нибудь, и особенно волновался, если речь шла о старом ребе. Его до слез растрогала история про то, как раввин с трудом взбирался по лестнице, чтобы принести вязанку дров старой, больной и одинокой женщине.

Коун слышал прерывистое дыхание гориллы, повествуя о том, как евреи поспешно проходили между двух стен расступившихся вод, а безжалостные египтяне гнались за ними на колесницах. Когда волны сомкнулись над головами врагов, Джордж вскрикнул от ужаса. Коун чувствовал, что, хотя горилла и не прошла этапа объяснения знаками, она вот-вот заговорит. Трудно было заранее предвидеть содержание их первого разговора, но интересно было бы выяснить, каким образом ему удалось спастись во время Великого Опустошения. Являлся ли ему при этом Бог, а если да, то каким образом они объяснялись?

Мало-помалу утихли ветры, прекратились дожди, высохла земля и на ней всеми цветами радуги загорелись яркие цветы. Капли, нежно позванивая, скатывались по листьям.

Буз подрос, стал высоким и сильным. Его уже тяжело было держать на коленях, и Коун принялся за сооружение второй качалки. Он в очень спокойном тоне разговаривал с парнем о горилле и просил Буза быть с Джорджем поласковее.

— Посмотри: ведь он добрый и никому не причиняет зла.

— По-моему, он подлый. И мне не нравится его имя.

— А как бы ты его назвал?

— Адольф.

— Через мой труп! Я дал ему имя одного дантиста, который был очень славным человеком. Кроме того, так звали президента Вашингтона.

Он рассказал Бузу историю с вишневым деревом.

— Учти, чем больше ты будешь швырять в него палки и камни, тем больше будешь его бояться. Попробуй полюбить его. Хоть немного.

— Не понимаю, как можно любить эту жирную гориллу. Ты сам сказал мне однажды, что до Потопа из этого ничего не получилось. Почему ты думаешь, что получится теперь?

— Времена меняются, — попытался объяснить ему Коун. — То, что не удалось прежде, может, если мы постараемся, получиться теперь.

— Я-то понимаю, но понимает ли Джордж? Он же дурак.

Кто-то поблизости кашлянул. Джордж сидел у входа в пещеру, прислонившись к стене. Увидев, что его обнаружили, он смутился и быстро заковылял прочь.

Буз вскочил и заорал, что убьет Джорджа.

— Толстая вонючая свинья! Дурак и свинья!

— Как тебе не стыдно? Сколько раз я рассказывал о Великом Опустошении и его причинах! Ты же знаешь, что на всем белом свете, кроме нас и Джорджа, никого не осталось. Если мы хотим еще пожить, мы должны быть добры друг к другу.

Буз обиделся, взобрался на верхнюю полку, подальше от Коуна, а потом вышел из пещеры и остаток дня провел в гамаке.

Все следующее утро, когда Коун работал на рисовом поле, в его голове неотвязно вертелась одна из мелодий, записанных на пластинку. Пластинок было десять. Когда он вернулся в пещеру и хотел поставить, пластинки на месте не оказалось. Картонная коробка стояла на прежнем месте, отцовских пластинок в ней было только девять.

Неужели Буз сделал это в отместку за что-то? Коун вышел из пещеры и оглянулся по сторонам. Он увидел Джорджа на ветке эвкалипта. В его руке была половина пластинки. Вторую половину он тщательно пережевывал и выплевывал кусочки на траву. Маленькие черные крошки пластмассы из его пасти разлетались, как осы, и, падая, исчезали среди травинок.

Коун застонал от боли и отчаяния.

— Проклятый дурак! Если ты еще раз посмеешь без разрешения войти в пещеру, я тебя пристрелю.

Джордж соскочил на землю и, пыхтя как паровоз, тяжело затрусил к лесу.

Весной они приступили к осмотру дальней оконечности острова. Добравшись туда морем, они крепко привязали плот к низкорослой прибрежной пальме. Поблизости не видно было ни одного живого существа, но… кто знает?