Бернард Маламуд - Милость Господа Бога

Утром Коун звуками медного горна созывал обезьян на урок.

Обезьяны — некоторые неохотно — являлись, в одиночку и парами рассаживались на ветках, сладко потягивались, жевали листья, сплевывая на траву, щелкали орехи и искали друг у друга, между тем как Коун читал им лекцию. Если было неинтересно, они трясли ветки или швыряли в него орехи, но стоило ему поднять руку в знак того, что дальше будет интереснее, они тотчас же замолкали и принимались слушать.

В тени эвкалипта он соорудил нечто похожее на кафедру с табуретом.

Темы лекций были разнообразны. К иным он тщательно готовился, другие читал экспромтом, а иногда цитировал длинные отрывки из книг. Часто он рассказывал всевозможные истории, одни — по памяти, другие — придуманные им самим.

Он понимал, что он не Мартин Бубер, а обезьяны не хасиды, но можно было надеяться на то, что со временем у них получится. Главное — время и терпение. Важно, безусловно, было то, какон будет их учить. В случае удачи ему обеспечена надежная обратная связь.

Почти все шимпанзе учились с удовольствием, хотя случались и прогулы. Например, у Эсава. Иногда близнецы после особенно трудного урока уходили, как оглушенные, и на следующий день не являлись вовсе. Мельхиор слушал спокойно и терпеливо, а Мария Магдалина в некоторых, особенно приятных ей частях лекции застенчиво аплодировала.

Буз был прилежнее всех и, считая себя самым образованным из студентов, позволял себе время от времени не соглашаться с лектором. Иногда он даже поправлял Коуна, если считал, что тот неправильно употребляет то или иное слово. (Дело в том, что последнее время он много занимался изучением «Оксфордского словаря».) Коун смущался, тем более, что слушатели при этом аплодировали Бузу. Однако у него было достаточно чувства юмора, чтобы из-за таких пустячных инцидентов не прерывать лекцию.

Джордж был вольнослушателем, приходил не всегда и взбирался на соседний кедр — шимпанзе после скандала в пасхальный вечер отказывались сидеть с ним рядом. Джордж заявил, что он сам предпочитает отдельное дерево. Коун стал было спорить и произнес речь в защиту гражданских прав гориллы, но, поскольку Джордж и сам не настаивал на их соблюдении, ему пришлось отступить.

Сидя на ветке своего кедра, он постоянно что-то жевал, иногда потягивался, распрямляясь во весь рост, но все время был глубоко погружен в слушание лекции. Коун был уверен: он хоть и молчал, но понимал все отлично. Так, по крайней мере, казалось Коуну.

Бывало, Джордж не мог усидеть на месте, если какой-то факт или цитата выводили его из равновесия. Он не торопясь слезал с ветки и под насмешливые выкрики других студентов уходил в лес, чтобы переварить услышанное. Там он укладывался на траву и лежал неподвижно до тех пор, пока новая мысль не укладывалась на нужное место в его мозгу. А может быть, Коуну это только казалось, и он приписывал горилле несуществующие качества? Однако в Джордже угадывались какие-то скрытые «вероятности». В нем было что-то сверх того, что лежало на поверхности.

После лекции шимпанзе спускались на поляну и выпивали по стаканчику бананового пива, которым их неизменно угощал Коун.

Мельхиор, выпив половину стакана, смахивал капли с бороды, говорил, что это лучшее событие дня, и допивал остальное.

Лучше всего Коун разбирался в ископаемых скелетах, но с помощью однотомного энциклопедического словаря он кое-как освежил свои знания в области истории.

— Знание прошлого помогает лучшему устроению будущего, — говорил он своим студентам. — Я имею в виду ваше будущее. О моем вряд ли стоит и говорить, а ваше представляется, по меньшей мере, вероятным, В моем образовании, безусловно, имеются немалые пробелы. Я постараюсь по мере сил изложить все, что знаю, но, если вам покажется, что я непоследователен или что-нибудь пропускаю, то я прошу не думать, что я делаю это умышленно, из желания что-либо утаить от вас.

Все шимпанзе, кроме Эсава, сидевшего с кислой миной, оценили искренность Коуна и наградили его аплодисментами.

Шимпанзе с огромным интересом прослушали его лекцию о космосе. Они живо интересовались всем, что произошло на Земле и в космосе. Он даже сообщил им о теории расширяющейся Вселенной.

— Зачем? — удивленно спросил Буз.

— Потому что она расширяющаяся.

(Смех.)

Он изложил теории Дарвина и Уоллеса о происхождении видов и естественном отборе, включая краткий курс социальной биологии.

Аплодировал только Джордж, да и то Коун не был уверен, что это именно аплодисменты, а не попытка схватить ладонями воображаемую муху.

Затем Коун подробно остановился на дуализме человеческой природы: да и нет, добро и зло, жизнь и смерть, иллюзия и реальность, сложный, радостно-трагический комплекс, выработанный человечеством на протяжении веков. Не лежит ли в основе этой двойственности противоречие между душой и телом? Или сознательный отказ Бога от Собственного присутствия? Как это могло получиться? Неверующий Фрейд говорил что-то о травме Его мозга, ставшей всеобщей болью.

— Как бы мы ни пытались найти объяснение зла в первоисточнике в самом процессе его становления и развития, скажем метафизически, в самом появлении дьявола (мы о нем еще поговорим отдельно, в частности, о том, допустима ли версия, что Бог вырвал его из Собственного мозга и швырнул в бездонную пропасть, откуда он затем выкарабкался в образе дымящегося змия), мы, так или иначе, не можем избежать вопиющего противоречия, кроющегося даже и в самом факте, что вышеупомянутому дьяволу дозволено было свободно разгуливать в раю, а затем срывать на человеке обиду за потерю дорогого его сердцу ангельского облика. В сущности, парень просто завидует человеку и сам хочет быть человеком. Вспомним хотя бы, как он, увидев, что Адам проделывает с обнаженной Евой в кустах, сам страстно пожелал ее. Позднее, встретившись с Евой в лесу, дьявол спросил: «А как насчет моей порции?» Она же, потупившись, ответила: «Это не для тебя, а почему, я не могу тебе объяснить». За это он отравил ей яблоко, в результате чего прекратилось пение гимнов.

Затем Коун в общих чертах изложил теорию Фрейда и в подтверждение ее состоятельности дал краткий набросок человеческой истории с ее бессмысленными войнами и рукотворными бедствиями.

— Человеку были даны неограниченные возможности, но на всем протяжении своего многовекового существования он непрерывно только и делал, что доказывал свою полную неспособность к достижению божественного предназначения. Он не удовлетворял своим собственным требованиям. Иные видят первопричину в химическом отравлении нашего мозга, приведшем к полнейшему генетическому беспорядку. К этой проблеме я еще тоже вернусь на ближайших занятиях. Факт остается фактом — любовь непопулярна, а самое любимое занятие человека — лезть в чужие дела. Болтовни было много, но из всего, что было сказано, не произошло главного: резня продолжалась, и как ее остановить, никто не знал. То есть человек не смог подняться над своей животной природой. Я прошу понять меня правильно, я никого не хочу обидеть, в конечном счете, я и сам животное, но я хочу этим сказать, что сколько-нибудь применимой альтруистической системы человеку создать так и не удалось. Короче, он слишком часто вел себя иррационально, глупо, дико и — я не боюсь этого слова — по-скотски. Речь в данном случае идет, безусловно, о массовых убийствах.