Борис Батыршин - День ботаника

– За ним, Студент! – прошипел егерь. – Я замыкаю. Если что – садись на корточки и не лезь под выстрел.

Проводник остановился.

– Извините, забыл предупредить: будьте готовы к любой неожиданности. Из Разрывов может вылезти что угодно.

– Ничего, дружище, мы не из пугливых. – егерь похлопал по прикладу штуцера. – Делай своё дело, а я уж присмотрю, чтобы тебе не мешали.

– Ты не понял. Опасность может возникнуть в двух шагах, из воздуха, но вы всё равно не должны сходить с места. Если отскочить в сторону – можно угодить в другой Разрыв. Вот, смотрите…

Он поднял с земли обломанный сук и бросил в сторону от тропы. Сук пролетел несколько метров и пропал – прямо в воздухе, беззвучно, словно в комбинированной съёмке.

– Граница Разрыва. Представьте, что на месте этой палки – вы.

И пошёл дальше – медленно, нащупывая носком ботинка дорогу, словно ступал по тонкому люду.

– Всё понял? – егерь подмигнул напарнику. – Мы на войне, Студент! Как в песне поётся: «Дорогой длинною, по полю минному…»

– Пожалуйста, тише… – не оборачиваясь, попросил Нгуен. – Вы меня сбиваете. И помните: что бы ни случилось, ни шагу с тропы!

Грохот обрушился на них вместе с дождём падающих сучьев. Невообразимая тварь – бесформенный кожистый мешок на пучке тонких, суставчатых конечностей в три этажа высотой – протискивалась сквозь кроны, ломала мелкие деревца, пропахивала глубокие борозды в покрывалах мха. Ноги-ходули то появлялись из-за невидимой границы на всю длину, то пропадали, словно обрезанные ножом. Вместе с ними исчезали на той стороне вывороченные с корнями кусты орешника.

– Стой, ни шагу! – завопил Нгуен, но Егор его не слышал. Он пятился на негнущихся ногах, пока не нащупал лопатками бугристый ствол. «Таурус» плясал в ладони, палец никак не попадал в спусковую скобу.

Т-дах!

От тяжкого грохота заложило уши. Отдача «нитроэкспресса» мотнула Бича так, что он едва устоял на отставленной назад ноге. Мешок дёрнулся от удара шестидесятипятиграммовой бронзовой пули, способной опрокинуть бегущего носорога. Раздался долгий всхлип, существо завалилось вбок, взмахнув ходулями. Нгуен едва успел пригнуться – узловатая конечность пронеслась над самой головой. Егерь выматерился, вскинул штуцер и с дистанции в десяток шагов всадил в середину мешка пулю из второго ствола.

Повисла гнетущая тишина. Егор обливался ледяным потом. В уши назойливо лезла прерывистая костяная дробь. Секундой позже он сообразил, что это стучат его зубы.

Егерь клацнул запорным рычагом.

– Экая погань! – он гулко дунул в стволы. – И много тут таких?

Нгуен покачал головой.

– Я вижу в первый раз. Брат встречал – дальше, возле площади Жданова, только тот был раза в два меньше. Но ты зря стрелял, ходульник нам не угрожал, прошёл бы мимо.

– А мне почём знать? – Егерь извлёк из нагрудного кармана огромный жёлтый патрон и засунул в правый ствол. – Чёрт, всего один остался, остальные к винтовочному… Сам же предупреждал – что угодно может повылазить!

Вьетнамец подумал и кивнул.

– Да, прошу прощения, я был неправ. А вот твоему другу очень повезло.

Он подобрал обломанную ветку и, широко размахнувшись, бросил, целя левее Егора. Ветка исчезла, не пролетев и трёх шагов – бесследно, как и давешний сук.

– Чуть-чуть бы в сторону…

– Н-да… – егерь защёлкнул стволы и повесил штуцер на шею. – Можно хоть, посмотреть, что за зверя я завалил?

– Только близко не подходи. – разрешил проводник. – Разрыв совсем свежий, а у них границы, случается, пульсируют.

– Нет уж, я лучше пешком постою. Кстати, знаете, как истинный джентльмен охотится на слона? Встает напротив, поднимает штуцер, стреляет. Оба падают. Кто первый встает, тот и считается победившим.

Он с кряхтеньем потёр ушибленное отдачей плечо.

– А с тебя, Студент, как вернёмся – литр коньяка. Считай – заново родился!

По обе стороны парковки всё было забито машинами. Проржавевшие насквозь легковушки и микроавтобусы громоздились в беспорядке, налезая одна на другую капотами, уткнувшись бамперами, настежь распахнув дверцы. Казалось, владельцы в спешке отгоняли своих железных коней и бросали на произвол судьбы. Кто-то даже заехал на наклонную плиту в основании монумента – огромной головы из чёрного камня, с широким лбом, нависающими бровями и бородой, подпирающей куб постамента.

Ни остовы машин, ни памятник, ни фасад здания проходной почти не поросли зеленью – лишь висели кое-где прядки вездесущего проволочного вьюна да пробивались сквозь асфальт тощие деревца. Это напоминало площадку перед входом в Главное здание МГУ: Зелёный Прилив остановился в паре десятков метров от ограды, слегка лизнув растрескавшийся асфальт парковок и подножие памятника тому, чьё имя носила и площадь, и сам Центр.

Поперёк парковки лежал на боку большой транспортный вертолёт. Пилоты пытались посадить его на площадку, но зацепили винтом за мачту сотовой связи, и огромная машина завалилась, изуродовав несущий винт и сломав хвостовую балку.

Второй вертолёт, транспортно-ударный, с пилонами боевой подвески на коротких крылышках, примостился напротив многоэтажек, выстроившихся на другой стороне площади. Он стоял, как полагается, на вросших в асфальт стойках шасси. Съеденные коррозией лопасти подломились под тяжестью ползучих лиан, створка бокового люка сдвинута, из темноты бессильно пялился на Лес ржавый пулемётный ствол.

– Пытались наладить эвакуацию по воздуху. – объяснил егерь. – Помню, по радио в первый же день предупреждали, чтобы никто к площади Курчатова не подходил…

И кивнул на укутанные мхом коробки восьмиколёсных бронетранспортёров по углам парковки. Стволы башенных КПВТ смотрели в перспективы прилегающих улиц.

– Но если эвакуация – почему нельзя подходить? Ведь и в соседних домах жили люди, и там, дальше?

– Здесь был главный ядерный центр страны: вывозили ведущих сотрудников, секретную документацию, и только потом всех остальных. Беженцы пытались прорваться к вертолётам, солдаты открыли огонь по толпе, была куча трупов… Один парень, который был тогда здесь, рассказывал: офицер, командовавший заслоном, дождался отправки последней вертушки и тут же, на глазах у всех, застрелился. Тогда вокруг Москвы творился сплошной бардак: требовалось принять, накормить, разместить больше десяти миллионов человек – и не допустить, чтобы треть из них передохла тут же, в двух шагах от МКАД. Потому, кстати, и не было попыток вторжения в Лес. На него тогда смотрели, как на чёрную дыру, бороться с которой себе дороже, да и незачем – город-то уже не спасти.

– А потом? – жадно спросил Егор. – Когда всех людей вывезли? Неужели власти просто оставили Лес в покое?