Геннадий Гусаченко - Тигровый перевал

-- А что я тебе скажу, Валя: Колька Корякин опять женится!

-- Вот непутёвый! В который раз?

-- В пятый... Или в шестой... - И кто ж та дурёха, которая пошла за него?

-- Нашлась такая. Учительница приезжая...

--В народе говорят: "Горбатого могила исправит". Это, Клава, в аккурат про Кольку сказано... Поменяет он и учителку на тайгу!

Пока в магазине судачили, пилорамщик Корякин и учительница начальных классов Ёлкина скрепляли в ЗАГСе брачный союз. Конечно, женитьба для Кольки была делом не новым, однако на сей раз он испытывал иные, неведомые ранее чувства. "Наверно, это любовь", - решил Колька после того, как его избранница призналась, что тоже любит... природу. И в мечтах виделось, как скользят они вдвоём на лыжах по заснеженной тайге, ночуют в зимовье, лакомятся подмороженной голубикой...

Корякин - парень видный. Плечистый, лицом приятный. Работящий. Не драчливый. Девкам нравится. Были среди них и такие, которые "вникали" в его охотничий интерес, выслушивали длинные таёжные рассказы. С такими Корякин пытался создать семью, в которой и папа, и мама, и дети - все бы любили тайгу и охоту.

Но жёны уходили от него. Не потому, что молодожёны характерами не сошлись. Нет... Колька добряк, весельчак и трудяга. На гармошке лихо наяривает, а станет анекдоты рассказывать - животы порвёшь со смеху... Не жмот Колька и не сквалыга какой-нибудь. Заработанные деньги до копейки отдавал бывшим избранницам. Что они на те деньги покупали - Кольке без разницы. А если за пушнину деньги выручит - тут не замай - моё! И тратил, как говорили в деревне, на пустяки - на охотничьи ножи, на патроны и рюкзаки. Нет бы плазменный телевизор купить или видеоплэйер! Но ведь это - с какой стороны на вещи взглянуть. Если с Колькиной, так это не он, а другие пускают деньги на ветер, на всякие там полированные деревяшки и заграничные тряпки. По нему, так прикрыл тело, есть крыша над головой, еда и печь в доме - чего ещё желать?! Ведь главное - там, в лесу! В таёжном распадке, на берегу реки или в болотных камышах. Для него нет большего удовольствия, чем спрятаться в высокой траве, в густой листве, слиться с природой воедино и слушать, затаив дыхание, каждый шорох, каждый всплеск. "Вот ради чего стоит жить! Вот на что надобно тратить деньги!" -- скажет Колька и бесполезно переубеждать его. Слушая собеседника о благах цивилизации, Колька будет в это время мысленно бродить в ключе, насвистывая рябчиком, хлюпать сапогами по мшистым кочкарникам, собирая клюкву. Или сидеть на зорьке в камышах, прислушиваясь к посвисту утиных крыльев и боясь вспугнуть стрекозу, дремлющую на стволах ружья.

Всякий раз, как рушилась у Корякина надежда на семейное счастье, в деревне гадали: "И чего не пожилось с ним? Парень видный, без вредных привычек...".

Потом поняли: уходят женщины от Кольки по одной причине - невмоготу им терпеть его неуёмную страсть к охоте. Не успеет с работы придти, как тотчас примется капканы чинить, патроны заряжать, шкурки мездрить. Задождит, запуржит погода - Кольке и тогда занятие по душе есть: шьёт ичиги, мастерит приклад к ружью или точит топор.

В избе Корякина развешаны по стенам звериные шкуры, чучела птиц, связки пушнины, капканы, правилки, котелки, фляжки, кедровые шишки. В углах сложены спальные мешки, рюкзаки, лыжи. Но особая гордость Кольки - польская палатка. Удобная, прочная, лёгкая. С растяжками во все стороны, она красуется посреди комнаты. В ней всё время что-то подшивается, подстёгивается, крепится. А поскольку делать это удобнее в тепле и при свете, то лучшего места и не найти!

Конечно, поначалу жена восторгается такой экзотикой, надеясь в скором времени устроить всё по-своему. Не тут-то было! Корякин ревностно следил, чтобы каждая охотничья вещица лежала на видном месте. Первая жена пыталась вместо шкуры повесить ковёр. Вторая задумала заменить палатку мебельным гарнитуром. Ещё две безуспешно пытались уговорить супруга навести порядок в доме, на что Колька удивлённо отвечал: "Порядок?! У меня итак всё прибрано, каждая вещь на своём месте...".

Последняя жена, библиотекарша Зина, в отсутствие мужа выбросила в чулан всё охотничье снаряжение. Возвратясь с охоты домой и, увидев голые, чисто выбеленные стены, Колька чуть в обморок не упал. Если бы он застал Зину с любовником, то и тогда простил бы. Но такое...

И вот, наконец, встретилась женщина добрая, чуткая, внимательная, возвышенно любящая природу.

В дни свиданий они прохаживались по тропинке вдоль каменистого берега Нии и, слушая её, Колька счастливо улыбался: "Вот человек! Культурный, с образованием! Ей близки и понятны его таёжные переживания, охотничьи порывы".

На другой день после регистрации радостный супруг торопливо поднялся с кровати, загремел котелком, ружьём, патронами. За окном чуть брезжил рассвет. Он поспешно складывал припасы в рюкзак.

Жена проснулась и молча глядела на него из-под одеяла удивлёнными глазами. Такими они и запомнились ему: с насмешливым прищуром, с затаённой обидой.

-- Ты лежи, спи. Сама понимаешь - отпуск у меня, охотсезон на пушных открылся... Да я тут со свадьбой... замешкался малость... Сбегаю в тайгу, побелкую немного...

Громыхнув ружьём, выскочил на улицу. Светало. Колька чуть не бегом устремился к лесовозной дороге, серпантином обогнувшей угрюмую сопку.

В поисках корма белка шла ходом. То здесь, то там слышались шорохи и цоканья. Колька без устали носился от дерева к дереву. Стрелял, подбирал добычу, а белка всё шла... Казалось, со всей тайги сбежались зверьки в одно место, чтобы не отпустить Кольку домой, к обожаемой им учительнице. В азарте не заметив, как подкралась ночь, Колька устало опустился на валежину. Развёл костёрчик, поужинал наскоро сваренным супчиком, выпил чаю и принялся снимать шкурки с добытых зверьков.

"Ещё денёк завтра поохочусь, а уж тогда домой", -- вслух размышлял он, опьяненный удачей, весело развешивая на просушку беличьи шкурки.

Едва забрезжил рассвет, бусая белка, в капельках крови, свалилась к его ногам. Вторая, третья... ещё и ещё... Он потерял счёт времени и выстрелам. Как и в прошлый день, ошалело бегал по распадку, оглушая тайгу стрельбой, и прислонил ружьё к толстому кедру лишь в темноте, когда не смог прицелиться. Заночевал у костра и утром засобирался домой. Но рядом, словно дразня его, уселась на сук белка. Не удержался, снял её выстрелом. Подскочила ещё одна, потом ещё... Забыв обо всем, кроме мелькающих беличьих хвостов, опомнился, когда стемнело...

Так прошло несколько дней. Патроны кончились, и Колька поднял туго набитый шкурками рюкзак. "Как много в лесу ещё белки... Надо успеть до утра зарядить патроны", -- думал он, убыстряя шаги к дому.

Он вошёл в нетопленную холодную избу. Включил свет. Всё было на месте. Лишь кровать тоскливо белела неубранными простынями. Корякин поднял со стола тетрадный листок, пробежал глазами по неровным строчкам: "Ты и в самом деле непутёвый. Прощай. Счастливой охоты!".