Владимир Гофман - Персиковый сад (сборник)

– Эх, отец Иннокентий, – сказал как-то пожарный, удовлетворенный ответом иеромонаха о бессемейном зачатии, – чувствую я, что Там, – при этом он указал пальцем на потолок, – безусловно, Кто-то есть!

Отец Иннокентий снисходительно наклонил голову.

– Да! – с жаром продолжил подполковник. – И если бы Он не оставил меня…

– Он никого не оставляет, – заметил прооперированный миссионер.

– Будем надеяться, что это так.

– Это так.

Они присели в кресла под фикусом в конце коридора.

– Знаете, святой отец… – начал Сергей Сергеич.

– Так католики говорят, – поправил его иеромонах.

– Ладно. Пусть. Я вот что хочу сказать: если анализ покажет, что опухоль доброкачественная, я подарю вам колокол!

Отец Иннокентий поглядел на собеседника поверх очков.

– Какой колокол?

– Большой. Сто пудов, может быть.

– Откуда у вас такой колокол? – недоверчиво осведомился отец Иннокентий.

Пожарный покрутил ус.

– С каланчи, – ответил он, но вдаваться в детали не стал.

– Хорошо, – сказал отец Иннокентий, – договорились. – И он протянул подполковнику руку.

Потом разговор этот забылся. Вскоре отца Иннокентия выписали, а Сергей Сергеич остался – что-то затягивалось с его анализами. Но вот как-то через месяц к храму подъехала грузовая машина, и водитель спросил отца Иннокентия. Того нашли в издательском отделе, и он, недоумевая, кто бы это мог быть, вышел к воротам. Возле машины его поджидал Сергей Сергеич при полном параде – в шинели и папахе.

– Ну, святой отец, принимай! – бодрым голосом крикнул он, показывая на кузов. – Привез я обещанный колокол.

Пока колокол выгружали да закатывали на церковную территорию, отец Иннокентий расспрашивал подполковника о здоровье.

– Порядок! – по-военному коротко ответил Сергей Сергеич.

– Значит, Он не оставил? – спросил, улыбаясь, иеромонах и ткнул пальцем в небо.

Сергей Сергеич посмотрел на отца Иннокентия долгим взглядом и сказал тихо:

– Он никого не оставляет.

На том они и простились, и только спустя время отец Иннокентий узнал от зашедшего в храм Василия, что анализы у Сергея Сергеича оказались неутешительными и он умер, прожив после выписки еще четыре месяца.

Отец Иннокентий записал подполковника в свой помянник.

Все священники в Никольский монастырь служить ездили, дошел черед и до отца Иннокентия. Он вздохнул, поглядел с сожалением на дверь издательского отдела и отправился в путь.

Женский Никольский монастырь только начинал возрождаться, и своего священника там не было – инокиня Херувима да с ней две сестры и пять трудниц – только и всего. А литургию служить надо, как же без причащения? Да и народ, несмотря на то что до обители от села нужно было идти лесом минут двадцать, на службу все же собирался, потому что других храмов поблизости не было. Приезжающие священники останавливались обычно в селе у старичка Сан Саныча, который, за неимением других мужчин, исполнял в монастыре обязанности и завхоза, и пономаря. Вообще делал все, что мать настоятельница скажет, никакой работой не гнушался, ибо человек был бессемейный, тихий и богобоязненный.

Иеромонах Иннокентий считал себя по жизни невезучим. Известно, бывают такие, которым все в масть, а у других, как ни стараются, все-то нескладно выходит: откроют, к примеру, коробку, так обязательно не с той стороны, или упадет что-нибудь из рук, так закатится в такой угол, что и не найдешь никогда. Короче говоря, бутерброд у оных людей непременно маслом вниз упадет, да еще и в самую грязь. Вот и тут, приехал отец Иннокентий в село Бабакино, а Сан Саныч с температурой лежит под тремя одеялами, стучит зубами, в доме холодно, а печку истопить некому, да что печку – чаю бы кто согрел!

Посмотрел иеромонах на эту невеселую картину, снял подрясник, сунул ноги в Сан Санычевы валенки и отправился дрова рубить. Потом натопил печку, чаем с сушеной малиной больного напоил, тот и ожил малость.

– Служить, батюшка, приехал? – спросил он, постукивая по инерции зубами по краю блюдца, из которого пил чай.

– Да, брат, служить, – ответил иеромонах. – Всю Страстную седмицу у вас служить буду, до Пасхи включительно.

– Ага, – сказал старик и поставил блюдце на стол, а сам быстро нырнул под одеяло. – Малярия у меня, что ли?

– В наших широтах малярии не бывает, – со знанием дела заметил отец Иннокентий.

– Что же меня так колотит?

– Обыкновенная простуда. Просто температура у тебя высокая. Не измерял?

– Нечем. – Сан Саныч высунул голову из-под одеяла. – Градусника у меня нет.

– А зачем он? – пожал плечами отец Иннокентий. – И так видно.

– Да уж, – согласился больной пономарь. – Я вот все думаю, как же там без меня, в алтаре-то?

– А что? Справимся.

– Кадило некому подать…

– Ничего, – бодро сказал иеромонах. – С Божьей помощью не пропадем!

Так начал иеромонах Иннокентий служить службы Страстной седмицы в Никольском монастыре. Хоть и неловко было без помощника, но приспособился. А кадило ему разжигала одна из сестер, старенькая уже бабушка Афанасия. В алтарь она не заходила, да и алтаря-то, честно говоря, еще не было – висела вместо иконостаса занавеска, за ней и священнодействовал командировочный инок. Когда нужно было, Афанасия просовывала руку с дымящимся кадилом за занавеску, где его и принимал, благословляя, отец Иннокентий.

В первые три дня седмицы на Литургии Преждеосвященных Даров причастников не было, зато на Великий четверг привалило полный храм. «Видно, все село причащается», – подумал отец Иннокентий, глядя на ожидающих своей очереди на исповедь старушек в белых платочках. Мужчин не наблюдалось.

А Сан Саныч все лежал под одеялами и стучал зубами, но реже: дело пошло на поправку. К чтению Двенадцати Евангелий он уж совсем было поднялся, но отец Иннокентий его на улицу не выпустил.

– Ты мне на Пасху здоровый нужен! – так сказал он, и старик согласился.

Вечером, после службы, пили чай. В доме было тихо, постукивали на стене часы да громко дул на кипяток выздоравливающий Сан Саныч.

– А что, батюшка, – спросил он. – Лесом-то в темноте не боишься ходить?

– Чего бы это мне бояться? – усмехнулся отец Иннокентий. – Лешего, что ли?

– Ну, мало ли… – неопределенно сказал старик и покосился на темное окно.

Отец Иннокентий разгрыз кусок сахару.

– Так ведь я не один хожу.

– Как не один? – удивился Сан Саныч. – А с кем?

– С Богом.

– A-а… Ну, это, конечно, так, однако, когда по лесу-то идешь, как-то не по себе… Страхование бывает.

– У меня не бывает. Я помолюсь сначала, потом говорю: «Ты, Господи, иди со мной по лесу!»

– Ну?

– Иди, говорю, со мной по лесу. Ты – впереди, а я – за Тобой!