Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

– А сам крутнуться хочешь? – поинтересовался Эрнест.

– Смотря как, – спокойно ответил Илья.

– Я объясню. Тебе деньги нужны?

Сердце у Ильи запрыгало. Он давно ждал этого разговора. Эрнест уже

несколько дней кружил вокруг да около. Тары-бары разводил: денег, мол, нет,

сигареты «Тракия» курим, пьем по 1– 62. Одним словом, играл Эрнест с Ильей,

как кот с мышью.

– Не знаю, – Илья решил поломаться.

– Слышь, Ильюха, ты прямо как девственница какая. Целка есть, а спроси для

чего, не скажет.

– Ты о деле будешь говорить или по женским вопросам консультировать? -

обиделся Илья.

– Буду и о деле, – заверил Эрнест и стал излагать суть. – Переплюйку знаешь?

(Так звали небольшую давно потерявшую свое настоящее имя речку). Так вот,

Ильюха, там в кустах в день получки настоящий Клондайк! «Синих», что

самородков на месторождении «Заполярное» Догоняешь?

– Ты охренел, Эрнест. Там же и ментов– что собак нерезанных, – возразил Илья.

– Это ж суд и нары.

– Так вздрючат! – привел весомые аргументы Илья.

– Не писай в компот, не делай пены. Если действовать четко и организованно-

не вздрючат, – спокойно произнес Эрнест. – У нас есть козыри:

раз – мы дети тех, кто «воевал»,

два – мы члены добровольной милицейской дружины.

В случае, если подстава – знаешь, менты изредка работают под пьяных – мы

попросту хотели доставить гражданина в ближайший милицейский пункт. Типа

санитары улиц.

– Но «синих», на минуточку, их же надо бить! Кто ж тебе свои «бабули» так

запросто отдаст? – упирался Илья.

– Надо будет, и побьем, – заверил Эрнест. – Не без этого, но в целом будем

работать. Без шуму и пыли! Мы ж не ковры идем выбивать. Мы с людьми

работать будем. А тут как! Удостоверение охраны дружинника засвети – они

тебе все сами выложат. И последнее, и самое главное. Приход и расход!? Расход

– дело наше! А вот наш приход возбуждает чужое любопытство. И здесь я

предусмотрел. По нашим паспортам устраиваем на пивзавод пару бомжей -

случайная работа. В случае чего мы в свободное время на заводе

подрабатываем. Для понта надо будет там пару раз крутнуться, а в целом будем

предаваться удовольствиям. Согласен?

– Ну, ты и жучило! – воскликнул Илья. – Это же гоп-стоп!

– Ну-ты гнуты. Прямо как из кино «Коммунист». Если у тебя есть

предложения, готов выслушать, а стойки гимнастические физкультурнику

показывай. Нет предложений? Тогда отвечай конкретно. Согласен или нет.

– Можно попробовать, – согласился Илья.

Друзья встали и темной петляющей дорогой пошли к дому. В небе мелькнул

золотистый хвост кометы.

– Загадай желание, Ильюха, – воскликнул Эрнест.

Заканчивалось последнее школьное лето.

Дорога к Переплюйке начиналась у Петропавловского собора.

– Ну, тронули, – сказал Эрнест.

Мощеной дорогой пошли к речке. В спину молча смотрели темные церковные

кресты. Впереди, освещая дорогу, качался фонарь.

Был вечер дня аванса.

У реки повернули направо, и метров через 50 фонарик выхватил из темноты

скрюченный человеческий контур.

– Так, спим? Отдыхаем? А ну-ка предъявим документы, – начальственным

тоном произнес Эрнест. В ответ послышалось:

– Я, бля, литейщиком «быу», а ён, сука, парообходчиком на регенераторном

«работау». Я ему «кажу» у меня ранения. Тут одно и тут два.

– Где тут, – и Эрнест ловко скользнул в боковой карман литейщика.

– Куды, гад, – забормотал пьяный.

– Дружина, – Эрнест сунул под нос пьяному удостоверение. Лежи тихо, мы

только документы проверим. А будешь выступать, сейчас карету вызовем. И

тютю премиальные. Врубился, синий?

– Понял. Хлопцы, все понял, лежу тихо.

– Ну и молодец, – Эрнест вновь вложил ему бумажник в карман.

– 60 колов! Нехило для первого раза, – посчитав деньги, объявил Эрнест. -

Держи свою долю.

На карманное дно хлопчатобумажных брюк легли мятые рубли.

Взбодрившаяся было в жилах кровь успокоилась и потекла спокойным,

привычным потоком. Сердце монотонно, как камертон на домашнем рояле,

отсчитывало положенные ему 60 ударов в минуту.

«Что учиться, что грабить– никакой разницы. Рутина!» – подумал Илья,

возвратившись домой.

Прошло два месяца. Илья купил пинкфлойдовскую пластинку «The Dark Side

of The Moon». Пил «Советское Шампанское». Курил «Столичные». Была и

склизкая, пахнущая духами «Шехерезада» любовь.

В ноябре зарядили нудные, моросящие осенние дожди. Дороги размыло.

Вчерашние кусты, служившие убежищем синюгам, облетели и стали

напоминать розги для битья. В мокрых и простреливаемых кустах пить стало

небезопасно. Работать сложнее.

Друзья сместили центр главного удара на заброшенные здания и площадки

долгостроя.

Вторую неделю не везло. Просто фатально не катило. И в тот день облом. С

горя выдули полбанки «Вермута» и неизвестным пустырем отправились домой.

Под ногами хрустела строительная щебенка. Битые кирпичи, доски,

металлические прутья и швеллера затрудняли дорогу. От лежавшего

неподалеку завода тянуло запахом уксусной эссенции.

Впереди показался человеческий силуэт.

– Повязки, – быстро приказал Эрнест. Силуэт приближался. Пальто. Берет.

Портфель? Нет, кажется, ватман. Не ватман, скрипичный футляр в руках

молодой девушки. Лет 17 – 20.

– Сыграем в четыре руки, – игриво предложил Эрнест.

– Ты что офигел, на что она тебе? – попытался удержать его Илья.

– Отвали! – и Эрнест грубо оттолкнул приятеля. – Ну, так сыграем? У меня

пальцы что надо. Особенно двадцать первый. Ты что больше любишь, менуэт

Ротордамского, или «На сопках зажмурился»?

– Ребята! Да вы что? Дайте пройти! На пом…

Но крик её затих в мощных объятиях спортивного не то Щорса, не то

Штирлица – Эрнеста Веселовского.

Футляр, загремев внутренностями, упал на строительный мусор.

Споткнувшись о торчащий из земли швеллер, на него рухнул Эрнест.

Безысходно взвизгнули струны. Крепкие руки выпустили девушку. Провидение

давало ей шанс. Встань, беги. Сто лет ты нам нужна. Мы ж пошутили. Ну,

согласны – нехорошо, плоско, тупо пошутили. Настроение хреновое, сама

пойми! Но скрипачка не побежала, оглашая воплями окрестности, а сомкнула

музыкальные пальцы на горле у Эрнеста. И через мгновение уже было

непонятно – кто жертва, кто палач.

– Пусти, сучка, – хрипел Эрнест. – Отпусти, дура, я ж пошутил.

Но от страха музыкантша, как видно, потеряла свой музыкальный слух.

Тяжело и порывисто дышала, прорастая пальцами в чужое горло.

– Или – я! Или-я! Или-я! – как заевшая пластинка звал Эрнест. А Илья как будто

прирос к схваченной первым морозом земле. Не в силах двинуть и мизинцем.