Илья Сушенцев - Слушая других

Я доверял ей и чувствовал, что она сможет мне помочь. И именно поэтому упорно скрывал от неё свои истинные переживания и сомнения. Это была горькая ирония. Часть меня искренни хотела изменений и верила в силу Жени как психотерапевта, но другая тянула назад, призывая закрыться в себе и остаться в предсказуемости своего жизненного сценария.

Мысль была неприятной, и я поморщился, что не прошло незамеченным от Жени.

— Что-то случилось? — спросила она осторожно.

— Да так... — спохватился я и начал судорожно искать тему для отвлечения внимания.

— Или я мог бы написать про кота, — я поднял в камеру кота с соседнего стула. Тот, в свою очередь, ошалело начал озираться сонными глазами по сторонам, пытаясь понять, что от него требуется сделать.

Не найдя ничего лучше, он потянулся к моему рту, принюхиваясь к дыханию. Я поморщился и вернул кота на место.

Женя наблюдала за происходящим с невозмутимым лицом, и когда я закончил теребить животное, спросила посерьёзневшим тоном:

— Илья, а о чём на самом деле вам хочется написать?

И вдруг я почувствовал себя достаточно глупо, чтобы «отрезветь». Мне не хотелось больше скрываться от Жени или отвечать не то, что я думаю. Она была достаточно терпелива, чтобы выдержать моё сопротивление, и достаточно умна, чтобы задать Тот- Самый-Вопрос.

— На самом деле? — я улыбнулся. — На самом деле я хотел бы рассказать о своей работе.

— Да? А о чём именно?

— Ну, видите ли, большую часть времени я провожу, слушая других...

День обещал быть долгим — в коридоре перед кабинетом сидело очень много пациентов. Каждый из них хотел попасть на прием к доктору первым. Казалось, они забыли, что лежат в круглосуточном стационаре и нет нужды сбиваться в очередь, доказывать друг — другу: «Мне только спросить!» и ссориться. Но привычка собираться в группы и рваться вперёд, видимо, была сильнее реальности. С другой стороны, я могу бессердечно ошибаться: ведь это психиатрическая больница и «собирать» пациентов в очередь могла обычная тревога.

Я отпил из своей «утренней» кружки гадкий растворимый кофе и пригласил первого пациента.

Бабушка неопределенного старческого возраста, поминутно кряхтя, уселась на кушетку.

— Капельницы не будет? — сказала она вместо приветствия.

— Доброе утро, — печально ответил я.

Помолчали.

Запах «сердечных капель» отчетливо расплывался по кабинету. И, хотя заветные флакончики (их было семь и один она даже успела спрятать у себя в тумбочке в пакете с нижнем бельем) я изъял еще в первый день, снабдив ее приличным запасом прозиума, кто-то продолжал её «спонсировать». Не иначе родственники вместе со съестным передают наркотик в бутылочках.

Бабушка выжидающе смотрела на меня.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я.

— А капельницы не будет? — с небольшим раздражением вновь спросила она.

— Нет, вам капельница не нужна...

— Только одна таблетка будет? — в голосе всё больше и слышалось возмущение.

— Да... Вам лучше? — я попытался перевести тему.

— Ну, — следует понимать, как «да», догадался я.

— Вы чувствуете себя активней? Сил больше?

— Ну.

— Ночью спите?

— Ну.

— Не просыпаетесь, засыпаете быстро?

— Ну.

Я развёл руками, приглашая Бабушку самостоятельно прийти к выводу, что если таблетированный препарат в минимальной дозе помогает, то дополнительно ничего не нужно — «не чини то, что работает».

— Я что сюда ради одной таблетки приехала?! — к моему удивлению Бабушка сделала не совсем ожидаемый вывод.

— Нет, вы приехали сюда лечиться и вам помогает этот препарат в... — начал я спокойным тоном, но она прервала меня:

— Одну таблетку я и дома пить могла!

«Вот и пила бы!» — со злобой подумал я, но сдержал себя и примирительным тоном продолжил:

— И этот препарат помогает вам в минимальной дозе, — я улыбнулся, сам себя удивляя не весь откуда взявшимся гуманизмом.

— Ведь это отлично — только одна таблетка!

— Зря приехала... — проворчала Бабушка и с недовольным видом вышла из кабинета.

Я ущипнул себя за переносицу, отпил противный на вкус кофе.

За капельницами едут многие, вера в них сродни новой религии. Качество лечения измеряется не итогом, а процессом — сколько было лекарств и процедур, но главное — как много «прокапали». Десять в вену и столько же в филейные части — «отлично полечили», если только что-то одно, то — «раньше было лучше». Ну, а уж если, как и в этот раз, здравый смысл победил поли- прогмазию, [18] то «зря приехала».

Нет, определенно, для многих лечение это процесс, причем пассивный. «Полежать в больнице, «покапаться», «загипнотизируйте меня» — всё это запросы на пассивное участие, а вот «вылечиться» и «ходить на психотерапию» — подразумевают активное действие со стороны пациента.

Я посмотрел в окно. Солнце начинало пригревать, в пыли возле клумбы купались воробьи. На них без особого интереса охотились два кошачьих, больше мешаю друг-другу, чем помогая. Видимо, кот и кошка.

Зашла Женщина в видавшим лучшее времена мохеровом халате, но с невообразимым макияжем и золотом в ушах на шеи и на пальцах.

Пусть вас не удивляет количество пациентов женского пола. Это ни в коем случаи не показатель дискриминации. Просто на 7 палат в отделении мужских из них лишь две. Да и то, если желающие наберутся. Вопрос: почему так, и сложен и прост одновременно. С одной стороны, мужчине в нашем обществе не принято болеть, ему необходимо «быть мужиком» и «не раскисать». Ему можно спиться, пойти «по бабам» и умереть ранней смертью от сердечно — сосудистого заболевания. А вот болеть и уж тем более лечиться в отделении неврозов — да ни в жизнь!

Женщина кокетливо поздоровалась и уселась на самый край кушетки.

— Мне также, доктор, — сказала она голосом восьмилетней девочки.

— Ммм, «также» — это как? — ответил я.

— Ну, лихотит меня...

— Вас что?

— Лихотит меня, доктор, — она сделала неопределенный жест рукой, пытаясь лучше передать своё состояние.

Я отметил в уме новое слово.

— Так, а что ещё беспокоит?

— Да, в голове... эти... — она сделала такой же неопределенный жест рукой. — Ну, эти. думки.

Я отметил в уме второе новое слово.

— Мысли? — неуверенно спросил я.

— Ага! Думок много!

«Да, — подумал я, — Карвасарский определенно поскупился с литературным описанием симптоматики».

— Так, понял, а что-то ещё беспокоит?

Женщина дотронулась до высокой прически.

— Студень в голове.

«Это мозг», — беззлобно подумал я.

— Ясненько... — я потянулся к остывающему кофе. — Скажите, вы делаете упражнения, что я вам дал?

— Нет, — она брезгливо наморщилась, — там сложно.

— Сложно? — я так и застыл с кружкой в руках.