Борис Мир - Данэя (СИ)

Выйдя на аллею, она едва взялась за свой радиобраслет, чтобы послать ему вызов, как вдруг услышала негромкое:

– Лейли! – юноша поднялся с земли и шагнул из-под деревьев на освещенную дорожку.

– Ты здесь, мальчик?

– Да.

– Ждешь?

– Жду, – он коснулся её руки.

– Давно? У тебя руки холодные – ты замерз.

– Ну что ты!

– Ты же можешь простудиться: земля, должно быть, сырая.

– Разве с человеком может что-нибудь плохое случиться здесь, на Земле?

– Глупый мальчик! – она поправила ему волосы.

– Я ждал тебя.

– Я знаю.

Блок был велик. Рита с любопытством рассматривала предметы украшения – изделия хозяев.

– Я только посмотрю Дочку – и сразу вернусь к вам, – сказал Дан.

– Можно и мне с тобой? – осмелилась спросить его Рита.

– Пожалуйста, – только тихонько.

– А мне?– спросил и Поль.

– Конечно.

В комнате девочки горел ночничок. Дэя лежала, раскинувшись, одеяло было сбито. Дан осторожно укрыл её, – Дочь не просыпалась. Одну минуту постояли, глядя на нее, слушая её ровное дыхание. Потом вышли на цыпочках.

Робот привез им на террасу кофе, крепкий – чтобы не хотелось спать. Дан стал говорить.

О том, как впервые встретился с Лалом. О долгой дружбе с ним. О замечательных способностях Лала, его всеобъемлющих знаниях, широте его интересов. О его нечеловеческом терпении – многолетнем молчании о страшном своем открытии.

Актеры слушали, не задавая вопросов. В рассказе Дана рисовалась фигура замечательная, героическая. Хотелось верить всему, что открыл этот безвременно ушедший человек.

... Трудно было бороться с обаянием этого образа, воспринимать оставленные им идеи по-прежнему с иронией. Что-то мешало – уже – не верить тому, что говорит о Лале Дан. Трудно забыть, как он осторожно касался спящей дочери и заботливо укрывал одеялом, как смотрел на нее: выражение его глаз в полумраке спальни девочки поразили Риту более всего. Его невозможно было забыть – и потому так трудно не верить тому, что он говорит. Даже если, действительно, он, как и его покойный друг, заблуждается.

Даже если...? Она усмехнулась про себя: подумала так, будто уже больше была уверена в их правоте, а не своей, Милана и профессора Йорга.

Продолжая говорить, Дан почти машинально сорвал цветок, бархотку, и, помяв пальцами, поднес к лицу, втянул ноздрями запах его. И Рите почему-то тоже остро захотелось почувствовать горько-пряный аромат этого цветка – и неожиданно для себя она протянула к Дану ладонь, а он, как будто сразу поняв её, отдал ей его.

И почти сразу заговорил о ещё одной стороне натуры своего друга: о Лале – писателе и тонком ценителе прекрасного. О том, как не дал перед гибелью своей тронуть гипсовый грот. И о скрипке. Он принес её и, приложив к плечу, заиграл “Балладу” Порумбеску.

Небо начало чуть светлеть, звезды гаснуть.

– Скоро рассвет. Нам давно пора уходить. И так – мы заставили вас провести ночь без сна, – сказал Поль, поднимаясь.

– Э! Сколько их было, бессонных ночей. Ничего – они не пропали даром. И эта – тоже. Торопись, дорогой, со своей постановкой: она очень нужна. Пусть скорей будет рассвет – тот, настоящий. О котором мечтал наш Лал. Не стесняйся, если потребуется наша помощь: “Брандом” ты ведь поможешь нам. Думаю, что ты сумел понять многое.

– Пока не до конца – но хочу понять. До свидания! Спокойного остатка ночи.

– До свидания, Поль. До свидания, девочка, – ласково кивнул Дан Рите.

... – Да, Мама: эта ночь не пропала даром! – уверенно повторил он, когда дверь закрылась за ними.

49

Эта ночь не пропала даром не только на Земле – и далеко от нее, более чем в десяти миллиардах километров. Хотя в это время сторона Минервы, где находилась космическая станция, была обращена к Солнцу, свет его здесь был почти в пять тысяч раз слабей, чем на Земле. Темный день, обычный там.

Но в палате госпиталя, где лежал Ли, светло и шумно. Вокруг кровати расселись друзья, только что прилетевшие на Минерву. Ли уже шел на поправку: врачи достаточно потрудились над ним.

– Починили уже, – сразу же отрапортовал он. – Состою на двадцать пять процентов из чужого мяса, костей и органов. А кожи чужой – семьдесят процентов.

– Заштопан качественно! – заметил гигант Ги, бывший аспирант Ли и его напарник по многим спасательным операциям. – Но всё же, без меня, тебя пускать не следует. Факт! Хотя я думаю, летать ты будешь, раз материала на тебя не пожалели.

– Не пожалели! Материал первоклассный: самых качественных доноров, наверняка, специально зарезали.

– Неужели жалеть для такого суперасса, как ты?

– Сынок, ты, может быть, смотрел бы на это с чуть меньшим юмором, если б узнал, что сам имел когда-то более чем достаточно шансов оказаться в числе тех, кого ради тебя спокойненько прикончили.

– Что-о? У тебя – не хандра? Неужели сказали, что спасательной службе ты можешь сделать ручкой?

– Нет ещё. Будет ясно, когда совсем выздоровею.

– Так что за мрачные шутки?

– Какие шутки! Растолкую: мне ещё до этой передряги успели немного вправить мозги и объяснить что к чему, так что я смог кое-что таки уразуметь.

– Мрак Вселенной! По какому курсу ты ведешь нас?

– По верному, – не беспокойся, самому верному.

– По чьему пеленгу?

– Того, кого я всегда называл Капитаном.

– Дана? Рассказал бы лучше, как летал спасать их.

– И о них.

– Серьезно!

– Быть по сему. Заодно и о том, почему считаю, что он сумел мне вправить мозги. Только учтите: придется поднапрячься, чтобы понять толком, что я узнал. Всё не так-то просто – даже для вас, гении вы мои космических масштабов.

– Ну, ну! Не томи.

Ли старался говорить попонятней, чтобы суметь с первого раза довести до их сознания главное. Кое-кто из них может улететь в ближайшее время – поговорить с ними удастся не скоро. Важно, чтобы, сколько-то поняв его, они смогли запомнить как можно больше – и передать другим. Чтобы разносили по Малому космосу идеи Лала. В том, что они выполнят его просьбу и сделают это, он не сомневался нисколько – так же, как и в них самих: космическое братство – вещь самая надежная.

То, что он говорил, было настолько поразительным, что позабыли о его полете на катере в Большом космосе, подробности которого больше всего вначале интересовали их. Он рассказывал о том, чего не было в давно опубликованных отчетах. Молчали, слушали внимательно.

Врач зашел на минуту, проведать его – даже садиться не стал, чтобы сразу уйти – но не ушел, тоже стал слушать. Остался стоять, скрестив руки на груди и прислонившись к стене рядом с дверью.

– Это должны узнать все. Вы расскажите другим – везде, где окажитесь. И они – дальше. Рассказывайте как можно подробней. Все, что поняли или пока только запомнили.