Валентина Иванова - О красоте профессии воспитателя, или Беседы обо всём на свете

В это время дети уже чуть-чуть приходили в себя, постепенно отогревались. Питание было хоть крохотное, но регулярное – они набирались сил.

И наши усилия начинали сказываться. Вот одна Оля сидела, сидела, ничего не говорила, крошки собирала – и вдруг получила папино письмо. И тогда кто-то ещё посматривает на Олю, где-то у него, может быть, рождалась надежда. Может быть, и мне придёт письмо?

Прошёл месяц, другой – и дети ожили, стали радостные; начали двигаться, начали шуметь и начали безобразничать. Дети безобразничают! Какое счастье! Какой это был для нас праздник – детская шалость!

Ведь что означает: «безобразничают»? То есть своими действиями реагируют на мои планы и предложения не так, как я ожидаю. Так ведь? Мы к ребёнку: «Ты пойди, сядь». А он вместо того, чтобы сесть – прыгает, крутится, стул переворачивает, сам куда-то забирается и прячется…

Ах, какая это для нас была победа!

Стоило ребёнку проявить какие-то действия, мы торжествовали – ага, значит, страх отошёл. Мы радостно сообщали всем: «Вы подумайте, Анечка сегодня прыгала на одной ножке!» «А Юра сегодня всё время кружился, жужжал – у него самолёт летал, наверное?!»

Так постепенно возвращалась натуральность детской жизни. Закованность – это же не детское поведение. Но ведь и происходило это всё на фоне продолжающейся блокады. То и дело ночью объявляют воздушную тревогу. Всех надо поднимать, нести на руках в бомбоубежище (мало кто мог идти сам, да ещё быстро, а если со сна…), потом нести обратно – ложиться спать дальше… Дети же чувствуют наше напряжение. Мы ведь были (особенно сперва) очень взволнованы – а вдруг кого-то забудем, потеряем… И детям, конечно, это передавалось. Потом стали уверенней в себе, спокойней. И дети начали спокойней себя вести.

Потом приблизился Новый год. Уговорила военных сделать ёлку: мол, вы же соседи у нас, ну какой же новый год без ёлки, ну приходите же. Они отнекиваются: «Да о чём вы, сегодня уйдём на передовую, а к Новому году кто из нас вернётся, кто нет…».

«Так и что же, мы без ёлки будем? А давайте всё-таки…» Рассказывала о детях, как кого зовут, как они себя ведут, о чём мечтают. Я ещё не знала, какими словами уговаривать. Но моя прилипчивость своё дело сделала. И ёлку всё-таки привезли, и праздник устроили.

После тех лет ещё долго во всех ленинградских воспитателях сохранялась привычка особого внимания к каждому ребёнку. Ведь тот, кто остался бы без личного внимания – скорее всего, не выжил бы. Но ни один ребёнок, попавший в детский сад в блокадном Ленинграде, не погиб.

Военное время было очень жестоким. Но не было злости по отношению друг к другу или к кому-то. Ничего подобного той озлобленности в отношениях между людьми, которая повсеместно сквозит сейчас. Люди словно пытались противопоставить жестокости времени взаимную чуткость и стремление к поддержке в общей беде. И эти чувства передавались детям.

Даже врагом у нас считались не немцы, а «фашизм» – некое почти сказочное злодейство. Детские рисунки, конечно, были про войну. Там летали самолёты, взрывались танки – но почти не было гибнущих людей.

Сейчас перед детскими глазами ежедневно в телевизоре мелькают стреляющие, падающие, гибнущие люди. Для детей мирного времени смерть человека выглядит куда большей обыденностью, чем в годы военные. А телевизионное обесценивание жизни и смерти дополняется безразличием взрослых и по отношению друг к другу, и по отношению к детям.

…Уже прошли голодные годы, уже блокаду сняли. Казарменное положение на заводах ещё сохранялось, мамы ещё не могли забрать детей домой – но могли изредка их домой вечером приводить, как бы в гости.

При этом отношение родителей, что надо ребёнка кормить, насколько это возможно – осталось. И была мама, секретарь завода им. Егорова; её Юра был такой добродушный, интересный, со всеми дружил, откликался на все идеи. Но у мамы был этот страх: «Юру надо кормить» – и горячее желание при каждой домашней встрече устраивать праздник.

«Ну не устраивайте ему каждый день праздник – убеждала я, – ведь когда он уйдёт из детского сада, то попадёт не на праздник, а в каждодневные заботы, будут неприятности». Мама обижалась, ей казалось, что я не люблю Юру.

Настал срок – наш Юра ушёл в школу. Мы расстались. А встретились с его мамой через многие годы, когда мне на заводе надо было оформить одну бумагу – и я ней и попадаю. Она восклицает: «Валентина Тарасовна! Как же я вас вспоминаю! Так ведь и получилось: Юра пришёл жить домой, ничего делать не хотел, хотел ежедневного праздника. Какие вы точные слова говорили!»

Так что нельзя, чтобы в детской жизни всё время был праздник, нужны и будни.

Дети войны были обделены, теперешние, можно сказать, слишком не обделены. Как отсутствие нужды влияет на детей? Отсутствие – затормаживает, изобилие – растормаживает. Присутствие вселяет уверенность, что это будет всегда, что так и должно быть. Ребёнок же другого не знает. Как тот ребёнок не знал, не верил в то, что может быть лучше. Этот не верит, что может быть хуже.

Многие дети вроде бы почти сразу могут добиться удовлетворения своих желаний. Но каких желаний? Материальных. А в чём они? Поесть, одеться? Это же всё желания быта, и это не вся жизнь.

А в детской жизни трудности тоже должны быть, и ребёнку надо уметь с ними справляться.

Очень важно ухватить тот момент, когда ребёнок почувствует, что не всё, что он хочет, исполняется. Но это не касается ни одежды, ни угощений. Конечно, странно искусственно создавать трудности, особенно материальные. Но есть ведь трудности настоящие, неизбежно возникающие перед людьми в любую эпоху.

Где человек неизбежно попадает в такое положение, когда не всё, что ему хочется, ему достанется? Во взаимоотношениях с другими людьми. Вот и лови эти маленькие кризисы взаимоотношений, на этом можно построить многое.

Иногда полезно поставить ребёнка в такое положение, чтобы ему было трудно выйти, чтобы он сам задумался. А в другой раз, наоборот – в такое положение, в котором было бы легко найти решение и порадоваться ему, и решить и дальше так поступать.

Наша работа и состоит в том, чтобы искать к каждому дорогу. Такое отношение к ребёнку: я должна раскрыть, что его волнует, что его интересует. И, опираясь на это найденное понимание, помогать малышу двигаться туда, куда хорошо бы ему прийти.