Журнал «Пионер» - Пионер, 1951 № 08

Оля с волнением и гордостью подумала, что преобразователями этого края будут и её ученики.

- Ольга Иванна! - крикнул Селифон, - Иди, рыба кушай!

Она села у костра - это был маленький, дымный огонёк, на котором нельзя было сварить пищу, у которого нельзя было согреться, - и положила ноги в сапогах на груду тлеющего мха. Селифон быстрыми, чёткими движениями резал сырую мороженую рыбу на тонкие лепестки.

- Кушай строганина, хорошо! - сказал он, протягивая ей рыбу.

- Нет, нет, - сказала она и, поспешно вынув из мешка колбасу и хлеб, предложила Селифону.

- Тоже хорошо, - сказал Селифон, набивая рот колбасой. - Сейчас спать будем. Спать мешок будем, я тебе хорошая мешок дам.

- Давай сделаем костёр побольше: что-то холодно, - смущенно сказала Оля.

Они принялись собирать растущий кругом мох. Селифон рвал его резкими, сильными движениями, быстро переходя с места на место, но понадобилось минут пятнадцать на то, чтобы в. его руках оказалась небольшая охапка…

- Ещё надо, Ольга Иванна? - спросил он виновато, сваливая мох в костёр.

Над костром поднялся едкий, медленный дым, и в этом дыму истлевал, не давая пламени, сырой мох. Оля невольно вспомнила весёлые костры своих пионерских лет,-вспомнила пламя, встававшее широкими полотнами над костром. Такие костры они могли зажечь в три минуты. Если Селифон будет целый час собирать мох - мха не хватит на две минуты хорошего огня. В этом краю костёр, как и горячий суп, не обычное дело, а достижение. Им, как и супом, пока баловаться нельзя.

- Не надо, Селифон, довольно, спасибо, - сказала она, поднимая на него красные от усталости глаза.

Он принёс ей спальный мешок, заботливо положил под мешок остатки мха, чтоб было не так сыро от земли.

- Ложись, Ольга Иванна, - сказал Селифон, с недоумением смотря на неё.

- Ничего, ничего… Ложись, отдыхай, а я ещё посижу, - ответила она.

Он посмотрел на кормящихся мхом оленей и полез в свой мешок. Она сидела на камне, погрузив ноги до половины в дымящийся костёр, и упрямо стремилась воскресить в своей памяти облик Андросова, его голос…

Она сделает всё, что требуется. Она сделает всё, что требуется.

На тундру опускалась тьма. Казалось, что чёрная пустынная земля расширяется, поднимается вверх и наполняет своей каменной чернотой пустынное небо. Тихой струёй промчался пронзительный холодный позёмок. Оля зябко передёрнула плечами. Этот ветер не имеет направления. Казалось, он исходит от всего: от камней, от воды, от оленей, от неба и облаков.

Оля поднялась и направилась к спальному мешку.

Стойбище было расположено очень удачно. Оно занимало плоскую вершину довольно обширного холма, подножье которого омывала неширокая, но полноводная, быстро мчавшаяся и гремевшая у скал река. А кругом на три стороны света громоздились горы. В таком месте ни северные, ни восточные, ни даже западные ветры не могли свободно свирепствовать, и это, вероятно, и было главной причиной того, что здесь возникло стойбище.

Оля была слишком измучена дорогой, чтоб рассматривать местность, но эта грозная красота помимо её желания поразила её взгляд. Горы - пики и башни, зубчатые стены, острые гребни! С их вершин рушились вниз десятки водопадов, шум которых складывался в какую-то сумрачную и величественную мелодию.

- Смотри, смотри, Ольга Иванна, вот школа! - кричал Селифон счастливым голосом, указывая хореем на одинокое деревянное здание. За школой, ближе к реке, стояли чумы, их было немного. Над чумами поднимались тонкие дымки.

Она сошла с нарт и быстро вошла в школу. Ошеломлённая, переходила она из комнаты в комнату.

Школа состояла из одного большого класса и нескольких маленьких комнат, но даже сараи для дров там, на юге, строились лучше, чем эта школа.

- Стекло! - восторженно кричал Селифон, подходя к окну и любовно гладя раму. - Смотри, Ольга Иванна, настоящее стекло, как в городе.

Сквозь непротёртое стекло мутно лился неясный холодный свет.

- Сам делал! - с восторгом говорил Селифон, похлопывая длинный стол, видимо, заменяющий парты. - А жить будешь… идём, идём, я всё тебе покажу! - восклицал Селифон, таща её за руку.

В коридоре она столкнулась со старой нганасанкой.

- Ная Гиндипте! - сказал Селифон, радостно похлопав старуху по плечу. - Твоя помощник теперь, класс убирай, печь топи.

Оля вошла в маленькую угловую комнату. Сквозь окно, затянутое оленьим пузырём

(стёкол, видно, не хватило), проникало сумрачное сияние, и в этом сиянии снова выступали неоштукатуренные доски стен. В углу стоял топчан - единственная мебель этой комнаты.

- Хорошая комната, правда? - сказал Селифон, смотря на учительницу блестящими, восторженными глазами. - Здесь тебе всё, всё сделают! Что хочешь - бери! Стол тебе поставлю, лампу, у меня есть. Как в городе, будешь жить. Печь тебе сделаю, суп вари, меня зови в гости,-он лукаво и счастливо засмеялся.

- Кто всё это делал? - спросила она, отводя глаза в сторону, чтобы их выражение не смутило его счастья.

- Всё сам делал! - сказал он с воодушевлением. - Тоги Ямкин и Най Окуо помогали, они в Ергалане работали. Весь колхоз помогал. Мне школу могут строить не скоро. Школу строят теперь Якову Бетту: у него в колхозе ребят больше. Мне школу построят через год. Я колхозникам сказал: «Сами строить будем». Мне секретарь партии говорил: «Подожди, Селифон, скоро до тебя доберёмся, настоящую школу сделаю». Я говорил: «Не хочу ждать, сам сделаю». Я два дня просил: «Дай Ольгу Ивановну»; пока дал. «Смотри, - говорит, - не обижай». Не буду обижать, как в городе будешь жить, Ольга Иванна! Что надо, говори. У меня ещё лес есть, Тоги и Ная дам, сам работать буду, всё сделаем! Что надо, говори!

Он стоял, улыбаясь и, видимо, ожидая ответа.

Оля восхищалась его энергией, понимала, что его нужно поддержать, похвалить, ведь построить своими силами даже такую школу - первое деревянное строение в этих местах - было очень трудно, но она чувствовала, что сейчас ей не найти нужных слов. Минутку побыть бы одной. Собраться с мыслями.

Она села на топчан.

- Селифон… Да! Ты не можешь попросить кого-нибудь принести мои чемоданы?

- Ольга Иванна, дети пришли в школу, учиться хотят, - сообщил Селифон, возвращаясь с чемоданами.

Голос его срывался, руки дрожали, и она поняла, как волнует Селифона встреча учительницы с учениками. Она встала, не взглянув на чемоданы. Сейчас она увидит своих учеников.

В классе на грубо сколоченных скамьях сидели мальчики и девочки, одетые в меховые одежды с наброшенными на головы капюшонами. Видимо, они пришли не заниматься, а посмотреть на учительницу - ни у одного не было ни тетради, ни карандашей. Десятки тёмных блестящих глаз, казавшихся ей неразличимо одинаковыми и очень похожими на глаза Селифона, встревоженно смотрели на неё. Никто не встал при её появлении и не ответил на её приветствие. Селифон вошёл вместе с ней и присел на скамье рядом с детьми.